хитона моего жмут меня. 19. Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел. 20. Я взываю к Тебе, и Ты не внимаешь мне,—стою, а Ты только смотришь на меня. 21. Ты сделался жестоким ко мяе, крепкою рукою враждуешь против меня. 22. Ты поднял меня и заставил меня носиться по ветру и сокрушаешь меня. 23. Так, я знаю, что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живущих. 24. Верно, Он не прострет руки Своей на дом костей: будут ли оне кричать при своем разру-шфнии? 25. Не плакал ли я о том, кто был в горе; не скорбела ли душа моя о бедвых? 26. Когда я чаял добра, пришло зло; когда ожидал света, пришла тьма. 27. Мои внутренности кипят и не перестают; встретили меня дни печали. 28. Я хожу почернелый, но не от солнца; встаю в собрании и кричу. 29. Я стал братом шакалам одежда моя; Он жмет меня, подобво воротнику хитова моего". Так как евр. „лебушн" („одежда моя) употребляется в значены „кожа" (XLI, 5), то иов хочет сказать, что изязвленная червями (ст. 17) и вообще болезнью его кожа приняла безобразный внд. 19. Окрашенная в начале болезни в красный цвегь, она стала теиерь черною и чешуйчатою, приняла вид струиа землянистого, грязноватого цвета (Делич). 20 —3. Современное жестокое отношение Бога к иову лпшает его возможности падеяться на об.иегчение своего пои)жения н в будущем (ср. VII, 5 —10). Безучастный и равнодушный к молнтве иова (сг. 20; ср. XIX, 7; ср, XXII, 2/"), Бог по-прежнему дает ему чувствовать всю силу своего могущества (ст. 21; ср. X, 16; XVI, 9; XIX, 11); постигшими бедствиямн он схвачен, как сильным ветром, брошен на землю н смят*, (ст. 22). Естественным следсгвием всего этого, заключнтельным ак-том вражды будет смерть,— янзведение в шеол, — „дом собравия всех живущих". (ст. 23; ср. III, 18 и д.). 24. Со смертью иова окончится, конечно, насплие со стороны Бога („не прострет руки Своей; ср. II, 5; XXIII, 2), и иревращающияся в прах („при свем разрушены") кости не будут заявлять о притеснении. Но какая польза от этого, когда в шеоле и так все успокаиваются (III, 17)? Таков смысл синодального чтения, не передающого мысли подлинника. По мнению Делича и других якзегетов, он должен быть переведен так; „не простирает ли руки погибающий? находящейся в несчастии не издает ли крика?" иов уверен в неизбежности смерти (ст. 23) и гвл не менее не может не молить о помилованы. Его воплн — проявление непегребпмого в человеке чувства самосохранения. 25 — 6. И с другой стороны, онн-иротест правды против очевидной несправедливости По своему прежнему поведению, сочувствию и состраданию к неечастныя (ст. 25; ср. XXIX, 12 и д; XXXI, 19) иов заслуживаете не вражды и наказания смертью, a помилования, сохранения жизни (ср. Пс. XL, 2—4). И между тем ею удел—одни бедствия. 27. Под влиявием этой явной несправедливости иов приходить в состояние крайняго возбуждения („мои внутренности кишяте"; ср. Ис. XVI, II; иер. XXXI, 20; Плачь. 1, 20; II, 11), впадаете в глубокую печаль. 28. Он ходить „почернелын," евр. „кодер",—скорбный, с поникшею головой (Пс. XXXIV, 14; XXXVII, 7; XL1, 10: XLII, 2), „без солнца",—без надежды на ьркое либо улучшевие своей участи, и громко заявляете о своем горе пред собравшимися к нему для утешения. 29. Эти заявлеяия носять характер жалоб, и в них иовь уподобился шакалам, издающнм во время ночи полный ужаса в» й, п страусам, у которых похожий на свисте крик сменяется жалобными стопами (ср. Мих. 1, 8). ГЛАПА 30 КНИГА ШВА. 89