узнают из описаний
или путем символического изображения невидимых
предметов о божественных карах, ужасах и угрозах или когда верят, что
люди подверглись таким испытаниям. Ведь имея дело с толпой женщин
или со всяким простонародьем, философ не может убедить их разумными
доводами или вселить в них чувства благочестия, набожности и веры:
в этом случае необходим суеверный страх, а его невозможно внушить, не
прибегая к сказкам и чудесам. Ведь молния, эгида, трезубец, факелы,
драконы, копья-тирсы — оружие богов — все это сказки, так же как и все
с 20 древнее учение о богах. Но основатели государств признали священными
эти сказки, превратив их в некие пугала, чтобы держать в страхе людей
простодушных. Так как сущность мифологии — в этом и поскольку она
оказала благотворное влияние на общественные и политические формы
жизни, так же как и на познание реальных фактов, то древние сохраняли
свою систему воспитания детей до наступления зрелого возраста: они
считали, что с помощью поэзии как воспитательного средства можно в до
статочной степени справиться с задачей воспитания во всяком возрасте.
Но спустя много времени выступили на сцену, сменив поэзию, история и
нынешняя философия. Философия, однако, доступна лишь немногим,
тогда как поэзия более полезна для широкой публики и способна при
влечь народ в театры; и это в высшей степени справедливо для гомеров
ской поэзии. Первые историки и физики были также и сочинителями ми
фов.
9.
Поскольку Гомер относил свои мифы к области воспитания, он
обычно заботился об истине. Но Гомер «вставлял сюда же» (Ил. XVIII,
541) и неправду, чтобы снискать расположение народа и хитростью при
влечь его на свою сторону:
Как серебро облекая сияющим золотом мастер,
(Од. VI, 232)
Гомер смешивает
мифический элемент с действительными событиями, при
давая своему стилю приятность и красоту. К тому же он имеет одинако
вую цель с историком и с человеком, излагающим факты. Так, например,
он взял эпизод о Троянской войне — исторический факт — и украсил его
своими мифами; то же самое он сделал и в рассказе о странствованиях
Одиссея. Но нанизывать пустые небылицы на какую-то совершенно лож
ную основу — это не гомеровский прием творчества. Ведь, без сомнения,
кому-нибудь случается солгать более правдоподобно, если он примешает
ко лжи какую-нибудь долю самой истины, о чем говорит и Полибий, раз
бирая странствования Одиссея. Это имеет в виду Гомер, говоря об Одис
сее:
Так много неправды за чистую правду
Он выдавал им;
(Од. XIX, 203)
— 26 —