Судя
по всему, еще до начала миграции протоэллинских племен на Юг у части их
произошла переориентация на новые идеалы и ценности. Особенно наглядно
это проявилось на примере самой знаменитой из трех горгон — Медусы (Медузы).
Как и многие другие хорошо знакомые имена мифологических персонажей, Медуса
— это прозвище, означающее "владычица", "повелительница".
Дочь Морского царя Форкия, возлюбленная владыки морской стихии Посейдона
— прекрасноликая Лебединая дева Медуса властвовала над народами северных
земель и морей (как выразился Гесиод, "близ конечных пределов ночи").
Но в условиях господствующих матриархальных отношений Власть не ужилась
с Мудростью: соперницей Медусы стала Афина. Скупые осколки древних преданий
позволяют восстановить лишь общую канву разыгравшейся трагедии. Не поделили
власти над Гипербореей две девы-воительницы. Борьба была жестокой — не
на жизнь, а на смерть. Первым актом изничтожения соперницы стало превращение
прекрасной Лебединой царевны Медусы в отвратительное чудовище с кабаньими
клыками, волосами из змей и взглядом, обращающим все живое в камень. Данный
акт символизирует, скорее всего, раскол протоэллинского этнического и
идеологического единства и отпочкование той части будущих основателей
великой древнегреческой цивилизации, которые, возможно, под воздействием
природной катастрофы и под предводительством или покровительством девы
Афины двинулись с Севера на Юг и в пределах жизни отнюдь не одного поколения
добрались до Балкан, где, воздвигнув храм в честь Афины, основали город,
и поныне носящий ее имя.
Но женская мстительность не знает границ. Афине было мало морально уничтожить
Медусу — ей потребовалась еще и голова соперницы. Вот почему, некоторое
время спустя, она отправляет назад, в Гиперборею, своего сводного брата
Персея и, по свидетельству многих, сама сопровождает его. Обманным путем
Персей и Афина вместе расправились с несчастной Медусой: по наущению Паллады
сын Зевса и Данаи отрубил горгоне голову, а Афина содрала с соперницы
кожу и натянула на свой щит, в центре которого поместила изображение головы
несчастной Морской девы. С тех пор щит Афины носит название "горгонион".
Лик Медусы украшал также эгиду (доспех или же плащ-накидку), которую носили
Зевс, Аполлон и все та же Афина. Безудержная жестокость Олимпийских Богов
была на редкость изощренной, хотя, должно быть, отражала самые обычные
нормы поведения той далекой эпохи. После канонизации Олимпийцев в памяти
последующих поколений элементы кровожадности как бы стерлись. Сладкозвучным
и опоэтизированным считается прозвище Афины — Паллада. И мало кто вспоминает,
что получено оно было на поле битвы, где беспощадная Дева-воительница
живьем содрала кожу с гиганта Палласа (Палланта), за что и была присвоена
Афине кажущаяся столь поэтичной эпиклеса (прозвище) — Паллада. К живодерным
упражнениям прибегали и другие Олимпийцы. Общеизвестно наказание, которому
подверг Аполлон фригийца Марсия, вздумавшего состязаться с Солнцебогом
в игре на флейте: с соперника также была живьем содрана кожа. Символ поверженной
Медусы и в последующие века продолжал играть для эллинов магическую роль.
Ее изображения очень часто помещались на фронтонах и резных каменных плитах
в храмах.
С точки зрения археологии смысла интерес представляет и корневая основа
имени Медуса. Слово "мед" в смысле сладкого яства, вырабатываемого
пчелами из нектара, одинаково звучит во многих индоевропейских языках.
Более того, близкие в звуковом отношении слова, означающие "мед",
обнаруживаются в финно-угорских, китайском и японском языках. Возможно,
допустимо говорить о тотемическом значении "меда или "пчелы"
для какой-либо доиндоевропейской этнической общности. (Что касается названий
"металл", "медь", всего спектра понятий, связанных
со словами "медицина", "медиум", "медитация",
"метеорология", "метод" и т.п., имен Медея и Мидас,
народа мидян и страны Мидии, а также Митании, то все они взаимосвязаны
с общей древней корневой основой "мед".) Таким образом, в словосочетании
Горгона Медуса проступают четыре русских корня: "гор", "гон",
"мед", "ус" ("уз"). Два из них наводят на
воспоминания о Хозяйке Медной горы, а горная сущность горгоны приводит
к возможному прочтению (или интерпретации): Горыня, Горынишна, хотя индоевропейская
семантика корневой основы "гор" ("гар") многозначна,
да и в русском языке образуется целый букет смыслов: "гореть",
"горе", "горький", "гордый", "горло",
"город", "горб" и т.д.
Память о Горгоне Медусе у народов, во все времена населявших территорию
России, не прерывалась никогда. Змееногая Богиня-Дева, которая вместе
с Гераклом считалась греками прародительницей скифского племени, не что
иное, как трансформированный образ Медусы. Лучшее доказательство тому
не вольное переложение мифов в Геродотовой "Истории", а подлинные
изображения, найденные при раскопках курганов.
Похожие лики змееногих дев в виде традиционных русских Сиринов встречались
до недавнего времени также на фронтонах и наличниках северных крестьянских
изб. Одно из таких резных изображений украшает отдел народного искусства
Государственного Русского музея (Санкт-Петербург).
В русской культуре сохранилось и другое изображение Медусы: в лубковой
живописи XVIII века она предстает как Мелуза (Мелузина) — дословно "мелкая"
(см. Словарь В. Даля): вокализация слова с заменой согласных звуков произведена
по типу народного переосмысления иноязычного слова "микроскоп"
и превращения его в русских говорах в "мелкоскоп". Однозначно
связанная в народном миросозерцании с морем, русская Медуса-Мелуза обратилась
в сказочную рыбу, не потеряв, однако, ни человеческих, ни чудовищных черт:
на лубочных картинках она изображалась в виде царственной девы с короной
на голове, а вместо змеевидных волос у нее ноги и хвост, обращенные в
змей. Ничего рыбьего в самом образе русской Мелузы-Медусы практически
нет — рыбы ее просто окружают, свидетельствуя о морской среде. Похоже,
что русская изобразительная версия гораздо ближе к тому исходному доэллинскому
архетипу прекрасной Морской царевны, которая в процессе Олимпийского религиозного
переворота была превращена в чудо-юдо. Память о древней эллинско-славянской
Медусе сохранилась и в средневековых легендах о Деве Горгонии. Согласно
славянским преданиям, она знала язык всех животных. В дальнейшем в апокрифических
рукописях женский образ Горгоны превратился в "зверя Горгония":
его функции во многом остались прежними: он охраняет вход в рай (то есть,
другими словами, является стражем прохода к Островам Блаженных).
В несколько другом обличии и с иными функциями предстает Медуса в знаменитых
древнерусских амулетах-"змеевиках". Магический характер головы
Медусы, изображенной в расходящихся от нее во все стороны змеях, не вызывает
никакого сомнения, его защитительно-оберегательное предназначение такое
же, как и на щите Афины-Паллады или эгиде Зевса. (Сохранившаяся по сей
день культурологическая идиома "под эгидой" по существу своего
изначального смысла означает "под защитой Горгоны Медусы".)
Знаменательно и то, что тайный эзотерический смысл доэллинских и гиперборейских
верований дожил на русских амулетах чуть не до наших дней: точная датировка
даже позднейших находок является крайне затруднительной. В христианскую
эпоху неискоренимая вера в магическую силу и действенность лика Медусы
компенсировалась тем, что на обратной стороне медальона с ее изображением
помещались рельефы христианских святых — Богоматери, Михаила-Архангела,
Козьмы и Демьяна и др.
До сих пор не дано сколь-нибудь удовлетворительного объяснения происхождению
и назначению русских "змеевиков". Современному читателю о них
практически ничего не известно: в последние полвека — за малым исключением
— публикуется репродукция одного и того же медальона, правда, самого известного
— принадлежавшего когда-то Великому князю Владимиру Мономаху, потерянного
им на охоте и найденного случайно лишь в прошлом веке. На самом деле "змеевиков"
(в том числе и византийского происхождения) известно, описано и опубликовано
множество. И с каждого из них на нас смотрит магический взгляд Девы-охранительницы
Горгоны Медусы, представляющей собой табуированный тотем.
Образ Лебединой девы Горгоны Медусы раскрывает наиболее типичные черты
тотемной символики — наследия почти что недосягаемых глубин человеческой
предыстории, сохранившегося по сей день в соответствии с неписаными законами
передачи традиций и верований от поколения к поколению.
|
|
