Предыдущая    Начало    Следующая

Анджей Сапковский    Мир короля Артура    
стр. 37    

Артура покусился нехороший князь Мелегант, “уводя” Гвиневеру, когда та отправилась на пикник. И опять кельтская символика - этот пикник отнюдь не какая-то прогулочка по лесу или закуска на полянке - речь идет о свершении под открытым небом мистерии Бельтайн, праздника весны. Мелегант узурпирует власть, символически разыгрывая кельтскую мистерию обручения с “похищенной” королевой. Схема любовных историй такого типа в кельтских преданиях всегда тройная (как в триадах) и имеет вид треугольника: “старый король - королева - юный претендент”. Двое мужчин борются за женщину. Финн - Граина - Диармуйд. Конхобар - Деирдре - Наоис. Эохайд - Этайна - Мидер. Пуйл - Рианнон - Гвавл. Ллеу - Блодьюведд - Горонви. Артур - Гвиневера - Ланселот. Марк - Изольда - Тристан. В такой схеме видна связь с циклом природы - временами года. Молодой герой символизирует лето, возрождение, приход и расцвет витальных сил, которые противостоят зимней, замирающей силе старого короля. А повелитель не может быть слабым, не может быть ни бесплодным, ни холодным либо сексуально несостоятельным, ведь он жених Земли, Великой Матери, которую символизирует весенняя королева, коя во время мистерии Бельтайн должна быть любима - любима физически, эротически. Сексуальная немощность супруга Богини немыслима - она может привести к бесплодию Земли и опустошению края. В этом случае Богиня просто обязана подыскать себе кого-нибудь - возможно, как мы сказали выше, должен явиться конкурент, который бросит вызов королю. В большинстве мифов это для старого короля оказывается испытанием, проверкой, экзаменом на королевское могущество, тестом, из которого повелитель выходит победителем, возвращая себе супругу (Пуйл, Эохайд), либо по-королевски мстит ей и ее соблазнителю (легенда о Блодьюведд). Более поздние (известные нам сегодня) версии преданий обогащены романтическим элементом - королева любит претендента и, как правило, умирает от любви, в то время как юноша (Диармуйд, Наоис) погибает от руки старого, но все еще сильного короля. Однако подобного рода трагический конец получает в легендах дальнейшее, ностальгическое продолжение: королевство (Ольстер короля Конхобара) погибает в результате такого развития событий. Предания недвузначно утверждают, что было бы гораздо лучше, если бы “Старого” черти взяли, а его место под бочком Королевы-Богини занял бы “Молодой”. Именно из таких версий родились Гвиневера и Изольда, а также отношение к этим фигурам авторов очередных версий. Что такое? Обе королевы изменяют своим мужьям? Ах, как некрасиво... Но мы их почему-то все-таки любим. И оправдываем... Да, Гвиневера не была верной женой. Ну и что? Зато была верной любовницей (“trew lover”), Почему мы любим Гвиневеру и Изольду? Не потому ль, случайно, что и в этой и в другой слышится кельтское эхо, эхо, близкое и любезное нам, людям эмансипированного двадцатого века, которым (не всем, не всем!) отвратителен мужской шовинизм и дискриминация пола в любом виде? Ибо среди кельтов женщина - а в особенности королева - была полноправна и пользовалась теми же привилегиями, что и мужчина. Не могло быть и речи о какой-либо дискриминации. Как и король-мужчина, кельтская королева могла позволить себе промискуитет. Если король без зазрения совести мог “тащить в койку” наложницу и это не вызывало всеобщего осуждения, то и кельтской королеве никто не возбранял завести любовников, избираемых по принципу “one night stand” <Здесь: на одну ночь (англ.).>, и никто не смел ее за это укорять. Королева персонифицировала собой Великую Богиню, а поведение богинь не обсуждают. Ни для кого не были секретом наклонности известной Боудикки, а эротические похождения не менее известной Катримандуи, королевы бригантов, стали чуть ли не притчей во языцех. О мифической Медо, королеве Коннахта, жене короля Айлиля, ирландские предания без обиняков говорят, что она часто и не жеманясь одаривала интересных мужчин “дружбой своих бедер” (или, выражаясь на средневековый японский лад, - “сплетала с ними ноги”). Конечно, для средневековых адаптаторов легенды - как певцов amour courtois, так и авторов религиозных версий - подобная свобода женщины была совершенно неприемлемой, немыслимой.., и непонятной. Поэтому внесупружеские похождения Гвиневеры и Изольды в средневековых версиях превратились в “грехи тяжкие”, в бомбы замедленного действия, которые должны привести к трагедии и гибели. А поскольку - особенно в смысле равноправия полов и независимости женщин - средневековье все еще, увы, продолжается, постольку средневековая форма легенды по-прежнему остается классической, а женщинам легенд прилепили соответствующие ярлыки: Гвиневера и Изольда - “изменщицы”, Моргана - “ведьма злющая”, Нимуэ - “беспринципная соблазнительница” В Артуровской литературе фэнтези Гвиневера присутствует в обязательном порядке. Марионка Брэдли, как я говорил, “не обожала” королеву, так что ее портрет в “Туманах Авалона” симпатичным не назовешь. У Роберта Нэя (“Мерлин”) Гвиневера - нимфоманка с куриными мозгами, вдобавок ко всему еще и заика. Самый приятный и самый интересный образ королевы нарисовал Парк Годвин (Parke Godwin) в книге “The Beloved Exile”. Здесь королева показана мудрой женщиной с сильной волей и характером. И тут она наиболее точно отражает истинный образ кельтской женщины - гораздо более верный, нежели поздние средневековые версии, изображавшие женщин артуровского мифа слабыми, кисейными и падкими на грех девицами, лишающимися чувств от
страха или любви и беспомощными без поддержки рыцаря. У Томаса Мэлори в эпилоге легенды Гвиневера уходит в монастырь, дабы искупить свои прегрешения - и там заканчивает дни свои в покаянии, покое и тиши (“...had a

Предыдущая    Начало    Следующая

* * *