Предыдущая    Начало    Следующая

Анджей Сапковский    Мир короля Артура    
стр. 46    

как La Cote Male Taile. Возникает вопрос: зачем Мэлори понадобилось почти слово в слово повторять рассказ о “рыцаре с позорным прозвищем”? Думается, для того, чтобы восполнить пробел в фабулярной последовательности, возникшей в истории с Гаретом. Являющаяся в Камелот Линета вначале показана как антагонистка Прекрасной Ручки, относящаяся к нему неприязненно и предубежденно, прямо-таки не желающая его видеть. По мере того как они едут к замку Лионессы, конфликт понемногу смягчается, сменяется удивлением, между Лине-той и Гаретом возникает симпатия, которая - как мы ожидаем - вот-вот переродится в нечто большее.., и вдруг - нате вам! - Гарет выбирает се
стру Линеты Лионессу. А Линета, героиня истории, вынуждена удовольствоваться Гахерисом и ролью свояченицы Гарета. В повествовании о La Cote Male Taile такого “кон
структивного брака” нет - рыцарь женится именно на своей первоначальной антагонистке, докучавшей ему “дамоселе”, симпатии которой он постепенно добивается по мере развития рассказа.

LE BEL INCONNU

Фигуры, хоть и прямо-таки невероятно похожей на две предыдущие и, несомненно, послужившей прототипом для обеих, в классическом варианте мифа нет вообще. Зато она - герой созданного около 1190 года романса французского трувера Рено де Боже. Рыцарь Гинле Уэльский прибывает инкогнито ко двору Артура, а поскольку он чертовски красив, то незамедлительно получает прозвище Прелестный незнакомец - Le Bel Inconnu. Красавец предпринимает рыцарский quest, чтобы высвободить прелестную Эсмеральду. Испытывает многочисленные замораживающие в жилах кровь приключения, высвобождает, женится и так далее. Создавая Гинле, Рено де Боже, вероятно, воспользовался каким-то кельтским “образцом”, возможно, повестью о Передуре, или Персивале. То же можно сказать и об Амадисе де Гауле, созданном в XIV веке то ли португальским, то ли испанским анонимом. Как, впрочем, и о французском “Персефоресте”.

КЭЙ

Вероятно, ровесник Артура, сын рыцаря Эктора, которому Мерлин передал будущего короля на воспитание. Такого рода воспитание было очень распро
страненным у кельтов обычаем, носившим название “altram”, что на английский перевели как “fosterage”. Altram'y подлежали отнюдь не одни только осиротевшие дети, на воспитание отдавали также детей, имевших живых родителей и родственников. Таким образом, у ребенка появлялось как бы две семьи. "Altram” порождал чрезвычайно крепкую связь, поэтому понятно, что Артур должен был воспринимать Эктора как отца, а Кэя - как брата. Нет ничего
странного и в том, что уже в самых ранних версиях мифа Кэй всегда оказывается рядом с Артуром. В Камелоте он исполняет высокую функцию сенешаля - управителя дворца, и по легенде он - единственный “серьезный” рыцарь Круглого Стола, наделенный “должностью”, кроме Лукана (брата Бедивера), который был подчашим. Во-французских версиях имя рыцаря пишется “Queux”, что означает “интендант”, “дворецкий”. В польском переводе Коссак-Щуцкой именно Кэй, а вовсе не Лукан превратился в “Кеуса-виночерпия”. А Бой-Желеньский (“История Тристана и Изольды” Бедье) делает из Кэя “гофмейстера Кэ”. Имя “Кэй” пишут как Кау, Keie, Cai либо Kei. Под последним, наиболее близким духу языка валлийских кельтов, рыцарь фигурирует в валлийских преданиях. Его патроним “ар Купуг”, то есть “сын Кинира”, а не Эктора. Однако, если принять версию “Эктора-римлянина”, то Кэй был бы просто-напросто... Каем или Гаем. Ubi tu Gaius, ibi ego Gaia <“Где ты Гай, там я Гайя” - формула, входившая в обряд бракосочетания в Древнем Риме (лат.).>. Римлянин ли, или Кинир, в бриттских легендах Кэй обретает множество свойств столь милого сердцам кельтов героя Кухулина - особенно когда речь заходит о его физических данных. Кэй способен пребывать под водой, цитирую: “девять дней и ночей”. По собственному желанию мог стать “высоким, как сосна, а вокруг его головы, если он хотел, горел огонь”. Кэй оставался сухим под дождем и так далее. Пришедшее из легенд подобие сверхчеловеческих способностей Кэя и Кухулина, вероятно, и привело к тому, что герои эти перепутались у Зофии Коссак-Щуцкой, отсюда скорее всего в ее “Крестоносцах” бессмысленно сенсационное утверждение, будто “добрый подчаший Кеус победил в борьбе огненное чудовище - Кухулина”. Такая версия кощунственна и оскорбительна для ирландцев, которые знают, что Кухулин погиб в бою с армией королевы Медб из Коннахта, поскольку “пес Hercules contra plures” <Аналог русского - “один в поле не воин” (Геркулес пасует перед массой).>. Приписывать же ему смерть от руки Кэя - все равно что утверждать, будто сапожник Скуба <Краковский сапожник Скуба, по средневековой легенде, ловко прикончил вавельского дракона, дав тому сожрать серу, зашитую в баранью шкуру. Сюжет этот А. Сапковский использовал в одном из эпизодов новеллы “Предел возможного”.> изничтожил под Вавелем “Чудовище Зигфрида” (того, что из “Нибелунгов”). Манеры сенешаля (согласно легенде и литературе фэнтези) оставляли желать

Предыдущая    Начало    Следующая

* * *