В более поздних источниках, посвященных этому историческому единоборству, неизменно сообщается о том, что Филипп в феврале 1302 года распорядился принародно сжечь папскую буллу. Однако убедительных доказательств не приводится, к тому же это вообще маловероятно. Филипп поручил разобраться в этом деле своему первому министру Пьеру Флоте, который проинформировал о содержании буллы только узкий круг советников. Оно осталось неизвестным прежде всего для наиболее верных соратников папы из королевского окружения. Вместо подробного уведомления Флоте резюмировал римские упреки одной фразой: «Знай, что ты наш подданный и в мирских, и в духовных делах». Бонифаций так не писал, но это следовало из содержания его послания. И именно по этой фразе о папской булле предстояло судить на собрании Генеральных штатов 10 апреля 1302 г.
Этот апрельский день — весьма любопытная дата во французской истории. В первый раз приглашены представители не только дворянства и духовенства, но и третьего сословия в лице горожан. Этот ход обеспечивал победу королю, и Флоте в знак признательности был пожалован титул хранителя большой королевской печати.
Старик, восседавший на Священном престоле, узнав о решении, принятом на собрании трех сословий в Париже, был вне себя. Он созывает церковный собор, на который прибывает лишь половина из французских епископов (39 из 79), и проклинает Флоте, «которого бог уже покарал частичной физической слепотой и полной слепотой духовной». Флоте назван вторым Ахитофелем, говорится и о том, что он разделит участь последнего. Предсказание папы очень скоро подтвердилось: Пьер Флоте погиб 11 июля того же года в битве при Кортрейке. Какое впечатление произвела его гибель на французских епископов, нам неизвестно.
Преемником Флоте стал такой же энергичный и даже еще более скрупулезный в выполнении воли короля Гийом Ногаре, которому вскоре король пожаловал дворянство. Морис Дрюон в своей книге «Проклятие из огня» характеризует этого поджарого темноволосого человека с беспокойными глазами как беспощадного и «неотвратимого, как коса смерти» слугу короля, который смахивал на черта и был дьявольски настойчив в проведении политики своего господина.
18 ноября 1302 г. следует новая булла Бонифация, в которой он развивает постулат о том, что любое существо между небом и землей подчинено Священному престолу: «Мы заявляем, провозглашаем и определяем, что каждый человек с необходимостью является подданным римского понтификата, если ему дорого бессмертие его души».
Обращаясь с этим посланием, Бонифаций переоценил свои силы, хотя оно выдержано в гораздо более миролюбивом тоне по сравнению с предыдущей буллой. У Филиппа были влиятельные союзники и в Италии. Это прежде всего представители рода графов Колонна, чье имущество было секвестрировано Бонифацием в пользу членов его семьи, жадных до власти и богатства. В свою очередь, Гийом Ногаре знал от Колонна об обвинениях, выдвигавшихся против Бонифация в период не совсем обычного отречения от престола его предшественника Целестина V. Содержание обвинений сводилось к тому, что Бонифаций якобы подвержен ереси, сексуальным извращениям и другим грехам. Едва ли что-нибудь из этого перечня отвечало действительности. Однако законники Филиппа были изощренно опытны в схоластически-крючкотворческих баталиях и фразу Бонифация, которую он и в самом деле мог в запальчивости произнести: «Я лучше буду собакой, чем французом», — повернули против него же: «У собаки нет души, но у самого последнего француза она есть. Другими словами, Бонифаций не верит в бессмертие души. Он еретик».
13 июня 1303 г. на собрании представителей дворянства и духовенства в Лувре было оглашено немало подобных находок, которые дали повод для предложения о созыве церковного собора, на котором предстояло обсудить ересь Бонифация. Вопрос о том, где и когда созывать собор, остался открытым.
Бонифаций тем временем пишет очередную буллу, которая 8 сентября доставляется в Париж и предается оглашению. Содержание буллы следующее: Филипп Французский отлучается от церкви, ибо он запретил французским прелатам направляться в Рим, дал убежище отступнику Стефано Колонна и потерял доверие своих подданных.
В тот же день король доверительно беседует с хранителем своей печати: «Ногаре, об этом послании не должен знать никто. Мы не ограничиваем тебя ни в чем, но папа должен предстать перед церковным собором». Гийому Ногаре не требовалось много слов, а рукопожатие, которым его удостоил король, означало, что судьба короля теперь в его руках. Ногаре не теряет времени, он выбирает самых надежных и самых смелых рыцарей и вместе с ними направляется в Ананьи, личное владение папы. Там при поддержке семьи Колонна он фактически берет в плен 86-летнего папу. По-видимому, Бонифаций подвергался весьма жестокому обращению. Во всяком случае, спустя четыре недели после того, как жители Ананьи освобождают его, он умирает в Ватикане. Но угасающих сил Бонифация хватает на то, чтобы отлучить от церкви Гийома де Ногаре.
Данте находит горькие слова для описания нападения в Ананьи, квалифицируя его как убийство, хотя и Бонифаций не вызывает у него особого сочувствия.
В борьбе за власть с Римом победителем оказывается Филипп IV. Но какой ценой? В 1301—1303 годах его казна не получает церковной десятины, а это потеря почти 800 000 нл. Бенедикт XI,