А. К. ДЖИВЕЛЕГОВ

в силе и гибкости итальянского языка. Инициатива Баттисты была
поддержана .Пьеро Медичи, сыном правителя, и 22 октября 1441 г.
во Флорентийском соборе собрались публика, участники и судьи
конкурса, невиданного и нового. Победитель должен был получить
в виде ириза серебряный венок. Поэтому конкурс назвали «соревно
ванием из-за венка», certame coronario. Авторами было прочитано
много стихотворений, но ни одно не было признано достойным пре
мии. Венок был передан в сокровищницу собора. Инициатива Аль
берти, столь много обещавшая, была сорвана. И 'сорвали ее гумани
сты. В жюри почему-то посадили самых матерых и закоренелых па
ладинов «огороженного сада». Там были Поджо, Лоски, Бьондо, Мар-
суттини, Ауриспа, Георгий Трапезунтский и другие, менее видные.
Кроме Марсупини, ни один не был связан с Флоренцией и не срод
нился с новыми медичейскими культурными веяниями. Естественно,
что они постарались провалить всю затею, не сулившую им ничего
хорошего. Привилегии латинского языка были поколеблены, но не
сокрушены.

И хотя с каждым годом становилось все более ясно, что латынь
неспособна поспеть за ростом литературных запросов, гуманисты не
сдавались и продолжали писать только по-латыни, хотя (многие вели
колепно владели родным языком. Ведь не кто иной, как .сам Леонар
до Бруни, бывший после смерти Никколи чем-то вроде гуманисти
ческого патриарха, написал итальянские биографии Данте, а потом
Петрарки, чтобы дать голове отдых после трудов по перевюду Ари
стотеля на латинский язык. А Пьер Кандидо Дечембрию и Франче
ско Филельфо, пока получали стипендии от Филиппо Мариа Вискон-*
ти Миланского, вынуждены были писать по-итальянски и ворчали,
что приходится приспособляться и писать не для ученых, а для не
вежд. Но герцог не приним!ал никаких отговорок и требовал за свои
деньги писаний, какие считал нужными. На тюй же точке зрения
стоял и Лионелло д’Эсте, маркиз Феррарский, покровитель Альберти.

И все-таки свои итальянские писания гуманисты считали не про
сто «пустячками», nugellae, как когда-то Петрарка, а чем-то недостой
ным; настоящими для них были только латинские. Они достигли та
кого виртуозного мастерства в латыни, что в стихах и в прозе могли
нарисовать самый сложный пейзаж, передать сердитую перебранку
деревенских кумушек или сверкавшую ярким местным колоритом бы
товую сценку в городе, рассказать фольклорную легенду про ведьму
с фальшивыми зубами и фальшивыми глазами и даже описать такую
хитрую, совсем неантичную штуку, как часовой механизм. Но не все
видели, что эта гибкость не естественная, а искусственная, гибкость
акробата, которому с детства вытянули жилы и придали ненормаль
ную подвижность суставам.

Альберти не пошел по этому пути. Его не соблазняли лавры
Энея 'Сильвия, Поджо, Понтано, молодого Полициано. Он писал по-
латыни такие вещи, которым ему хотелось создать не итальянскую

[ 174 ]