ПРИМЕЧАНИЯ

дробно останавливается на этой, так сказать, эстетике гигиены, хотя бы, напри
мер, в подробной рецептуре планировки комнат по странам света. Далее Альбер
ти переходит к «духовным» наслаждениям, то есть уже к сфере воздействия, вы
разительности архитектуры, к ее идеологическому содержанию, но опять-таки
только с точки зрения утилитарной, поскольку это воздействие удовлетворяет из
вестным потребностям. Сюда, конечно, относится и красота, но не как свойство
объекта, не как признак художественного образа, — об этом будет речь в кн.
VI и IX, — а как требование, предъявляемое к зданию каждым человеком, по
скольку каждому человеку врожден и некий творческий строительный инстинкт и
чувство красоты (стр. 7, абз. 4). Наконец, архитектура доставляет наслаждение
еще и тем, что она прославляет заказчика, будь то государство или отдельная
личность, увековечивает его имя, его богатство, его силу (стр. 7, абз. 5; стр. 8,
абз. 2). Эта черта необыкновенно ярко*характеризует то, что Буркхардт называет
«духом строительства» (Raugesinnung) в эпоху Возрождения, когда заказчик, не
зависимо от того, коммуна это или тиран, прежде всего требует от здания, чтобы
оно выразило и увековечило то чувство мощи и власти, которое так типично для
идеологии молодой итальянской буржуазии (ср. другие яркие примеры и ссылки
у Буркхардта).

3. Наконец, интереснее всего единственные, пожалуй, во всей эстетике Воз
рождения попытки Альберти определить архитектуру, как особый вид творче
ства. В каждом человеке заложен некий инстинктивный как бы позыв к строи
тельству, к архитектурному оформлению (стр. 7, абз 4). Конечно, Альберти пре
жде всего судит по себе и подробнейшим образом описывает свои самонаблюдения
(ср. стр. 335, абз. 3, а главное отрывок, приводимый дальше, на стр. 274). Одна
ко, помимо огромного значения этих самонаблюдений для психологии архитектур
ного творчества вообще и творчества Альберти в частности, в данном случае
важна принципиальная сторона дела: попытка понять художественный образ как
продукт творчества. Действительно, если каждый человек обладает творческим
отношением к архитектуре, если в каждом из нас возникают и бродят какие-то
архитектурные замыслы, то архитектор отличается от «простого смертного» не
только тем, что в нем эти замыслы богаче и отчетливее, но главное тем, что он
может «осуществить» свои замыслы «на деле» (стр. 6, \ибз. 3), что он обладает
«рукой опытного художника», которая «оформляет материю очертаниями» (стр. 8,
абз. 5 — стр. 9, абз. 1). Соответственно этому архитектурное произведение, как
продукт творческого акта, представляется Альберти так, как он это прекращай
формулирует в конце предисловия.

...наши предки (majores nostri). — В трактате обычно обозначает древних
римлян. Так, на стр. 177, абз. 3 (VI, 2) «наши предки» означают древних
римлян. Говоря о древнеримских зодчих, Альберти чаще всего употребляет вы
ражение «древние» (veteres), позднейшую эпоху называет «наши времена»
(nostra tempora, haec tempora).

Ведь к одним из искусств... — Альберти применяет в этой фразе свою из
любленную трехчленную градацию: необходимость — польза или удобство — на
слаждение. Впрочем, для Альберти гораздо более характерна неразрывность всех
трех моментов; ср., например, VI, 2 (стр. 177, абз. 3): «Обеспечить необходи
мое — легко и нетрудно, а там, где постройка лишена изящества, одни лишь

[ 270 ]