ЛЕОН-БАТТИСТА АЛЬБЕРТИ

у разгневанного человека, поскольку гнев возбуждает душу, разду
ваются от ярости глаза и лгицо, его бросает в краску, и он разма
хивает своими членами с тем большей дерзостью, чем сильнее его
бешенство. У людей веселых и шутливых движения свободные, не
без обаяния в каждом повороте. Говорят, что фиванец Аристид, не
уступавший Апеллесу, очень хорошо знал эти движения, которые,
конечно, и мы узнаем, когда приложим к тому должные старания
и усердие.

Итак, значит, необходимо, чтобы все движения тела были точно
известны живописцам, которые научатся (этому у природы, хотя,
правда, подражать всем движениям души — дело нелегкое. И кто
может поверить, сам этого не испытав, насколько трудно, желая
изобразить смеющееся лицо, избежать того, чтобы не сделать его
скорее плачущим, чем веселым? А также кто мог бы, не потратив на
это величайшего усердия, изобразить такие лица, в которых рот,
подбородок, глаза, щеки, лоб, брови, одним словом — всё соответ
ствовало бы единому выражению смеха или плача? Посему следует
учиться этому у природы и всегда изучать очень совершенные вещи,
а также такие, которые заставляют зрителя предполагать в мыслях
гораздо больше того, что он видит. Но, дабы сообщить об этих дви
жениях кое-^что из того, что мы частью осуществили собственными
силами, а частью переняли у природы, мне кажется, что все те
ла должны двигаться в соответствии с замыслом данной истории.
И мне нравится, если в истории кто-нибудь обращает наше внима
ние и указывает на то, что в ней происходит, или манит нас ру
кой посмотреть, или сокрушенным лицом и смущенным взором пред
упреждает нас не подходить к тем, кто на картине, или обнаружи
вает либо какую-нибудь опасность, либо какое-нибудь чудо, или при
глашает тебя вместе с ними поплакать или посмеяться. Итак, что бы
изображенные лица ни делали по отношению друг к другу или
к тебе, все должно служить для тебя украшением и истолкованием
истории. Хвалят Тиманфа с Кипра за ту его доску, которой он по
бедил Колота и на которой он, изобразив во время жертвоприноше
ния Ифигении печального Калханта и еще более печалыноню Улисса,
уже исчерпал все свое искусство, когда ему предстояло показать все
горе Менелая; не зная, как показать горе отца, он завернул ему
голову плащом и этим предоставлял догадываться о его горчайшей
муке, которой не было видно. Хвалят написанный в Риме корабль,
в котором наш тосканский живописец Джотто поместил одиннадцать
учеников, охваченных ужасом при виде одного из их «спутников,
идущего по воде, ибо в этой картине он показал, как каждый лицом
и жестом по-особому обнаруживает признаки душевного волнения,
причем так, что у каждого свои собственные, отличные от других,
движения и положение. Однако мне хочется как мюжню скорее ми
новать эту часть о движениях.

Некоторые движения души называются аффектами, как-то горе,

I 50 ]