субстанциями человеческого тела — кровью или
спермой. «Тех, кто был убит, в церковь не приносят,
из страха, чтобы их кровь не испачкала полов в храме Божьем». Заупокойная месса
должна была
совершаться в отсутствие телесных останков умершего.
Исключительная смерть
святого
Обычная и идеальная смерть в Раннее
Средневековье не была специфически христианской кончиной,
благом для души, каким представляли смерть столетия христианской литературы,
начиная с отцов
церкви и вплоть до благочестивых гуманистов. С тех пор как воскресший Христос
победил смерть, она
рассматривалась как новое рождение, как восхождение к жизни вечной, и потому
каждый христианин
должен был ожидать смерти с радостью. «Посреди жизни мы во власти смерти», —
писал Ноттер в
VII в. и добавлял: «На горькую смерть не
предай нас». Здесь «горькая смерть» — это смерть во грехе, а
не сама физическая кончина грешника. Эти благочестивые чувства, конечно, отнюдь
не чужды и
светской литературе Средневековья: мы находим их в поэмах артуровского цикла,
где король Мегенье,
которому помазание кровью Грааля вернуло одновременно «зрение и мощь тела» и
здоровье души,
призывает Христа забрать его к себе, ибо, говорит он, «я не мог бы умереть в
большей радости, чем в
настоящее время». «Он сжал Галаада в своих объятиях, прижал его к груди, и в то
же мгновение
Господь доказал, что услышал его молитву, ведь душа его покинула тело».
Так же и Галаад в день, когда ему было
видение Грааля, затрепетал и, воздев руки к небу, воскликнул:
«Господи, благодарю тебя за то, что ты таким образом согласился с моим
желанием! Я вижу здесь
начало и причину вещей. А теперь молю тебя позволить мне перейти из этой земной
жизни в жизнь
небесную». Он смиренно принял причастие и сказал Богану: «Боган, приветствуй за
меня моего
сеньора Ланселота, отца моего, когда его увидишь». После чего он вновь
преклонил колени перед
серебряным столом, и скоро душа его покинула тело" То была исключительная
и необыкновенная
смерть мистика, которого приближение конца наполняет «небесной» радостью. Это
была не мирская
смерть, не обычная физическая кончина, какую мы встречаем в героическом эпосе
или рыцарских
романах.
На смертном одре:
обиходные ритуалы
Чувствуя свой скорый конец, умирающий
принимал необходимые меры. В мире, столь насыщенном
чудесами, как мир рыцарей Круглого стола, смерть была, напротив, вещью весьма
простой. Когда
Ланселот, побежденный и ослабевший, ожидал в пустынном лесу близкой смерти, он
снял доспехи,
распростерся на земле, повернув голову на восток, сложил руки крестом и начал
молиться. Смерть
всегда описывается в таких словах, простота которых контрастирует с
эмоциональной насыщенностью
контекста. Придя к Тристану и найдя его мертвым, Изольда ложится рядом с ним и
поворачивается
лицом к востоку. Вот как ожидает смерти архиепископ Турпин: «На груди, прямо
посередине, он
скрестил свои столь прекрасные белые руки».
Это была ритуальная поза: умирающий, согласно
Гийому Дюрану, должен быть положен на спину,
дабы его лицо было обращено все время к небу. При погребении тело очень долго
располагали в земле
с ориентацией на восток, в направлении Иерусалима. «Надо хоронить умершего так,
чтобы он головой
лежал к западу, а ногами к востоку», — писал епископ Гийом[17].
Приняв такую позу, умирающий может совершить
последние обряды. Он начинает с печального и
скромного воспоминания о вещах и существах, которых любил, с краткого
рассмотрения собственной
жизни, сведенного к нескольким важнейшим образам. Роланд в свои последние
мгновения вспоминает
