На большой фреске в Пизе под взмахами косы Смерти падают наземь мертвые тела с закрытыми
глазами, а ангелы и бесы спешат подобрать души, покидающие свою бренную оболочку. В стороне от
этой сцены всеобщей смерти есть и другая: отряд всадников пятится от ужасающего зрелища трех
разверстых гробов. Лежащие в них мертвецы находятся в трех различных стадиях разложения: у
одного лицо еще не тронуто тлением, и он был бы похож на лежащих в другой части композиции,
только что сраженных косой Смерти, если бы не живот, раздувшийся от трупного газа; другое тело уже
обезображено тлением до неузнаваемости, и только в отдельных местах еще видны куски плоти;
третий мертвец уже достиг состояния мумии.

Именно наполовину разложившийся труп станет наиболее частым типом изображения Смерти. Такого
мертвеца можно увидеть уже около 1320 г. на стенах нижней базилики в Ассизи, работы одного из
учеников Джотто. Это главный персонаж иконографии macabre с XIV по XVI в. Мы находим его также
на многих надгробиях, о которых трудно сказать что-нибудь еще после великолепных описаний и
комментариев исследователей Э.Маль и Э.Панофски[125]. Но в их работах речь идет о надгробиях
выдающихся исторических личностей, украшенных с большим искусством, где в нижней части
помещено изображение Смерти, а в верхней — блаженного праведника в раю. Таковы, например,
надгробия кардинала Лагранжа в Авиньонском музее, каноника Ивера в соборе Парижской Богоматери
(ср. также надгробие Пьера д'Айи, епископа Камбрэ, в собрании Гэньер[126]. Такие пышные
надгробные памятники были, однако, не столь уж многочисленны, и не в них главным образом
выражалась новая идея смерти.

На других, более скромных и банальных надгробиях также видны изображения мертвецов, но без
отталкивающих признаков разложения. Лежащий труп покрыт саваном, оставляющим открытыми
голову и голую ногу. Этот тип изображения был, как кажется, весьма распространен в Дижоне
(надгробие Жозефа Жермена 1424 г. в Дижонском музее, надгробия двоих основателей часовни в
церкви СенЖан в Дижоне). Труп можно распознать по выступившей вперед челюсти и впалым щекам.
У женщин распущены волосы. Это трупы, уже некоторое время дожидающиеся погребения.

Странная вещь: эти трупы не всегда изображались в реалистической позе, лежащими. На другой
надгробной плите, 1521 г., в церкви Сен-Мишель в том же Дижоне, мертвецы не лежат бок о бок, а
стоят на коленях по обе стороны от Христа в славе: поза молящихся. В Лотарингском музее в Нанси на
одном из надгробий XVI в. мумия сидит подперев голову рукой, причем резчик по камню и здесь
проявил сдержанность в изображении признаков разложения.

Может показаться удивительным, что эта сдержанность сменилась тогда же неистовым
экспрессионизмом искусства macabre. Но не следует заблуждаться, подобные проявления
сдержанности были очень редки. Если составить статистику надгробий с XIV по XVI в., станет ясно,
что представление Смерти в виде полуразложившегося трупа — явление более позднее по отношению
к остальной части иконографии macabre и почти не встречается ни в Италии (до повсеместного
распространения там в XVII в. изображений скелетов), ни в Испании, ни в средиземноморской части
Франции. Изображения символического мертвеца составляют лишь эпизод, маргинальный и
эфемерный, в истории средневекового надгробного искусства, хотя в XV-XVI вв. они сыграли
значительную роль в творчестве скульпторов, причем не только в великолепных памятниках —
образцах высокого искусства, но на обычных плитах, как в Дижоне или в голландских церквах того
времени.

Вместе с тем в надгробном искусстве темы и мотивы macabre представлены меньше всего. Гораздо
откровеннее и чаще они выступают в других формах выражения, особенно в аллегорических сценах,
показывающих невидимое. В некоторых artes moriendi, как и на францисканской фреске 1320 г. в
Ассизи, окоченевший труп, олицетворяющий Смерть, проскальзывает в комнату умирающего,
невидимый для присутствующих. В трактате Савонаролы "Искусство благой смерти" 1497 г. мы видим
его сидящим в ногах умирающего. В другом итальянском arte 1513 г. он еще только входит в дверь
комнаты[127].

Но в artes moriendi представление о Смерти в виде трупа встречается еще реже, чем на надгробиях. Его
истинным доменом были иллюстрации к часословам, предназначенным для благочестивых мирян, в
особенности при заупокойной службе. Это еще одно указание на тесные связи между иконографией
macabre и церковной проповедью, прежде всего проповедью нищенствующих монахов.