ФИЛИПП АРЬЕС "ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ" СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
 
На главную
 
 
 
 
 
 
 
Предыдущая все страницы
Следующая  
ФИЛИПП АРЬЕС
"ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ"
СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
стр. 77

Чтобы занять преобладающее место в желаниях умирающих, материальные блага должны были стать
одновременно менее редкими и более необходимыми, они должны были обрести потребительскую и
обменную ценность. В ходе дальнейшей эволюции капитализма склонность к спекуляции сохранилась,
но тяга к созерцанию своего богатства стала исчезать. Чувственная связь между человеком и его
добром начала утрачиваться. Хороший пример — автомобиль. Как бы ни был он желанен, как бы ни
царил он в мечтах человека, еще его не заполучившего, но как только машина куплена, она уже не
греет душу своего владельца, не служит объектом любовного созерцания. Любят не столько данную
машину, сколько марку, серию, ее характеристики. В нашей индустриальной цивилизации вещи
лишились души, которая связывала их с нашей душой и заставляла их любить. Вещи стали средствами
производства или предметами потребления. Они уже не «сокровище».

Нежная любовь мольеровского Скупого к своей шкатулке показалась бы сегодня признаком
недоразвитости, экономической отсталости. Мы не могли бы сегодня назвать окружающие нас вещи
весомыми латинскими словами substantia, facilitates. Можно ли сказать о цивилизации, которая так
опустошила вещи, что она материалистическая? Нет, это «второе Средневековье» и начало Нового
времени были материалистическими! Упадок религиозных верований, идеалистической и нормативной
морали не привел человечество к открытию более материального мира. Простой человек в своей
повседневной жизни верит ныне в материю не больше, чем в Бога. Между тем человек Средневековья
верил одновременно и в Бога, и в материю, и в жизнь, и в смерть, в радость обладания вещами и в
радость отречения от них. Историки ошибочно противопоставляли некоторые понятия, приписывая их
разным эпохам, тогда как в действительности эти понятия сосуществовали одновременно и столь же
дополняли, сколь и противостояли одно другому.

Провал и смерть

Й.Хейзинга хорошо понял связь между страстной любовью к жизни и образами смерти. Тематика
macabre не была проявлением истинного благочестия: «Подлинно ли благочестива мысль, столь сильно
привязанная к земной стороне смерти? Не является ли она скорее реакцией на чрезмерную
чувствительность?» Но голландский историк проницательно раскрыл и другой мотив — «чувство
разочарования и уныния». Эта формула позволяет нам проникнуть в суть вещей.

Дабы понять это чувство разочарования, неудачи, провала, обратимся к современности. Любой человек
наших дней хоть раз в жизни испытал, признаваясь себе в этом или нет, более или менее сильное
ощущение провала: в семейной жизни, в работе. Ощущение провала встречается тем чаще, чем
желаннее успех и чем явственней стремление добиваться все новых и новых успехов. Но наступает
день, когда человек больше не выдерживает ритма всевозрастающих собственных амбиций. Он
начинает продвигаться медленнее, чем ему хочется, затем еще медленнее, пока не заметит наконец, что
ему не достичь намеченного образца. Тогда и возникает горькое чувство погубленной жизни. Подобное
испытание в особенности уготовано мужчинам, женщинам оно, быть может, известно меньше, ибо их
берегут от него их более низкий статус в обществе и отсутствие непомерных амбиций.

Это испытание наступает для человека примерно в 40 лет. Во всяком случае, в нашем индустриальном
обществе оно всегда предшествует упадку, связанному со старостью. В один злосчастный день человек
может увидеть себя неудачником, но отнюдь не мертвецом. Он не ассоциирует свою горечь,
разочарование, провал со смертью. Человек же «второго Средневековья» ассоциировал.

В хладно и медленно текущие времена прирученной смерти подобный брутальный шок был, скорее
всего, неведом. Каждый был с рождения обречен той или иной участи, которую он не мог, да и не
надеялся изменить. Никто не имел власти над своей судьбой. Напротив, начиная с XII в. мы видим, как
у богатых, образованных, могущественных появляется мысль об индивидуальности человеческой
биографии. Биография эта поначалу включала в себя лишь деяния, хорошие или дурные, сводясь к
принципу «быть». Позднее в нее стали входить также вещи, как любимые существа, дорогие люди, что
дополнило принцип «быть» принципом «иметь». На исходе Средневековья осознание себя и своей

Предыдущая Начало Следующая  
 
 

Новости