Возвращение надгробной надписи не произошло повсеместно и сразу. Надгробие такого видного
деятеля церкви, как аббат де Ла Бюссьер в Бургундии (XII в.), в коллекции Гэньер, отмечено лишь
символическим изображением двух драконов, сраженных четырьмя аббатскими посохами. И еще
долгое время спустя, после того как надгробные надписи стали уже часты и красноречивы, могилы
многих монахов и аббатов отличались архаической безымянностью. Но даже с этой оговоркой нельзя
не поразиться тому, как за несколько веков средневековое общество перешло от молчания
анонимности к пышной, нередко избыточной биографической риторике эпитафий, от скромного
обозначения идентичности погребения к многословному выражению семейной солидарности с
усопшим.

Древнейшие средневековые эпитафии обычных людей (эпитафии пап или святых дольше сохраняли
стиль римской эпиграфики античной эпохи) сводятся к краткому упоминанию имени и статуса
покойного и иногда содержат несколько похвальных слов ему. Разумеется, и эти «обычные люди»,
удостоившиеся в то время эпитафии, были важными лицами: таковы, например, епископы Шалонские,
похороненные с конца X по XIII в. в своем соборе, или аббат в Сито, эпитафия которому в 1083 г.
гласит: «Здесь лежит Бартоломей, некогда аббат этой обители» [197].

К имени скоро добавилась дата смерти (год, а иногда также месяц и число). В XII-XIII вв. эпитафии
почти всегда писались по-латыни. Они начинались словами «Здесь лежит...», далее шло имя
покойного, его титул или должность, дата смерти. В XIV в. наиболее часты были надписи на
французском языке: «Здесь лежит знатный и мудрый рыцарь...»; «Здесь лежит сапожник, парижский
горожанин...»; «Здесь лежит достопочтенная и скромная особа...». Завершались эпитафии
благочестивым добавлением: «Отошел к Господу», «Душа его у Бога. Аминь», «Бог в Своей милости
да простит ему его грехи» или — самое банальное — «Душа его да покоится в мире». В конце XV и в

XVI в. предпочтительным языком надгробных надписей вновь стала латынь.

Вплоть до XIV в. обычная эпитафия состояла, таким образом, из двух частей. Одна, древнейшая,
удостоверяла личность покойного, сообщая его имя, статус и функцию, иногда краткую похвалу, а
также дату смерти. В большинстве случаев этим дело и ограничивалось, и ни возраста, ни даты
рождения в надгробной надписи не указывалось. Вторая часть, особенно частая начиная с XIV в.,
представляла собой молитву Богу за душу усопшего, ведь уверенность в спасении души христианина,
похороненного «у святых», была уже не столь сильной, как в предшествующую эпоху.

Первоначально эта молитва выступала как некая анонимная молитва церкви. Но ее, вырезанную на
камне или на меди, помещенную на полу или на стене, кто-то должен же был произнести, прочесть.
Таким образом, между умершим и тем, кто читает его эпитафию, устанавливался диалог.
Коммуникация осуществлялась в обоих направлениях: от живого к мертвому ради спасения его души и
от мертвого к живому ради наставления. Надгробная надпись стала уроком и призывом одновременно.
С XII в. эпитафии, составлявшиеся клириками или иногда даже самим умирающим, все чаще
формулировались как благочестивый призыв к живым лучше понять великий урок смерти. То была
древняя традиция memento mori («помни о смерти»), которую мы слишком склонны ограничивать
рамками эпохи macabre на исходе Средневековья.

Надпись прямо взывала к тому, кто должен был ее прочесть, именуя его lector, читатель. Некий
каноник в СентЭтьен-де-Тулуз, умерший в 1177 г., обращаясь к своему «читателю», говорит: «Если ты
желаешь видеть то, чем я некогда был, а не то, что я теперь, ты в заблуждении, о читатель,
пренебрегающий тем, чтобы жить по Христу. Смерть для тебя приобретение, если, умирая, ты входишь
в блаженство вечной жизни». В монастыре Сен-Виктор в Париже некогда можно было увидеть
эпитафию придворного врача Людовика VI, относящуюся примерно к тому же времени и
выражающую те же чувства. Обращаясь прямо к «тебе, проходящему мимо», автор признает, как
тщетна перед Богом вся его наука врачевания, если она не исцеляет душу. Кончается эпитафия
словами, которые вскоре станут самыми банальными в надгробных надписях: «Что ты теперь — тем
мы были. Что мы есть — тем ты станешь».

В этих двух текстах XII в. авторы не призывают прохожих молиться за душу умершего, но лишь
приглашают его подумать о смерти и сильнее обратиться душой к Богу. Подобные обращения к
читателям эпитафий можно встретить и в XV, и в XVII вв. В XIV в., как уже говорилось, появляется
новая тема: обращение к прохожему за молитвой заступничества за душу умершего. Так, стенная
эпитафия одного из Монморанси, умершего в 1387 г. и похороненного в церкви в Таверни, взывает: