помощь, но было уже поздно: немного спустя он умер. Госпожа Дю Нуайе, рассказавшая об этом,
добавляет: «Вот что я видела меньше двух недель назад и что повергает меня в дрожь, когда я об этом
думаю. Ибо я воображаю, как часто хоронят живых людей, и признаюсь вам, что не хотела бы
подобной участи» [291 ].

Вернемся, однако, к историям, рассказанным врачами. Доктор П.Ле Клер, директор коллежа Людовика
Великого, любил описывать случай, произошедший с сестрой первой жены его отца. Ее похоронили на
публичном кладбище в Орлеане с дорогим кольцом на пальце, и на следующую ночь алчный слуга
вырыл гроб, открыл его и попытался снять кольцо с пальца умершей. Когда это не удалось, он просто
отрезал палец. Сильное потрясение так воздействовало на покойную, что вернуло ее к жизни. Она
вскрикнула от боли, и вор в ужасе убежал. Затем несчастная, как смогла, выбралась из могилы и
вернулась домой. Она пережила своего мужа, успев даже подарить ему наследника[292].

Подобные истории широко ходили тогда в городах и при дворах, и неудивительно, что все больше
завещателей дополняли свои предсмертные распоряжения требованием не хоронить их раньше, чем
через 48 часов после того, как их признают умершими, и не подвергать их никаким испытаниям огнем
или железом с целью удостовериться в их смерти. Старейшее известное мне завещание, в котором
проявилась эта озабоченность, относится к 1662 г.: «Да будет мое тело похоронено спустя 36 часов
после моей кончины, но не раньше». И еще одно, 1669 г.: «Пусть трупы сохраняются до утра
следующего после смерти дня».

Это первая и самая банальная мера предосторожности: обеспечить определенный промежуток времени
между смертью и погребением. Обычно это 24, 36 или 48 часов. Но бывает и дольше: в 1768 г. одна
знатная женщина распорядилась, чтобы ее тело сохраняли до похорон целых три дня. И это без всяких
средств консервации! Другая мера предосторожности: оставить тело в течение определенного времени
так, как оно есть, ни трогать, ни раздевать, ни одевать, ни обмывать, ни, тем более, производить
вскрытие. Завещание 1690 г.: «Пусть меня оставят на два раза по двадцать четыре часа в той же
постели, где я умру, и пусть меня похоронят в той же одежде, не трогая меня и не делая ничего
другого». 1743 г.: «Как скончается, пусть оставят ее на 12 часов в ее кровати, в той одежде, какая на
ней будет, а затем еще на 24 часа на соломе». 1771 г.: «Я хочу быть похороненной спустя 48 часов
после кончины, и чтобы в течение всего этого времени я оставалась в своей постели».

Еще одна мера практиковалась поначалу крайне редко, но к концу XVIII в. получила некоторое
распространение: надрез на теле. Герцогиня Елизавета Орлеанская предписывает в 1696 г.: «Пусть мне
сделают два надреза бритвой на подошвах ног». Почти сто лет спустя мы читаем уже в завещании
простой горожанки из Сен-Жермэн-ан-Лэй (1790 г.): «Я хочу, чтобы мое тело оставалось в моей
постели в том же положении, в каком оно будет в момент моей смерти, в течение 48 часов и чтобы
после этого мне дали два удара ланцетом по пяткам».

То же беспокойство проявляется, хотя и реже, в завещаниях XIX в. Поэтому так старомодно звучит
завещание 1855 г. Матьё Моле: «Я хочу, чтобы в моей смерти удостоверились до того, как похоронят,
путем надрезов и всеми способами, используемыми в подобных случаях». Насколько старые опасности
продолжали угрожать людям и в это время, свидетельствует речь, произнесенная 28 февраля 1866 г. в
сенате Второй империи кардиналом Фердинандом Донне, архиепископом Бордо: «Я сам в деревне, где
служил в начале своего пастырского поприща, воспрепятствовал двум погребениям живых людей.

Один из них прожил еще 12 часов, а другой в полной мере вернулся к жизни. (...) Позднее, в Бордо,
одну молодую женщину сочли умершей: когда я приехал к ней, сиделка готовилась уже закрыть ей
лицо. (...) В дальнейшем эта женщина стала женой и матерью».

С конца XVIII в. власти стали принимать меры, дабы усилить контроль за погребениями. Движущим
мотивом был именно страх перед захоронением людей заживо. Промежуток в 24 часа между кончиной
человека и преданием тела земле, который прежде устанавливали сами для себя завещатели, был в

XVIII в. официально утвержден епископом. В 1792 г. было введено правило, по которому смерть
должны были удостоверять двое свидетелей. Постановление, принятое 21 вандемьера IX года
республики по французскому революционному календарю (октябрь 1800 г.), гласило: «Лица,
находящиеся при больном в момент его предполагаемой кончины, будут избегать в будущем закрывать
и закутывать его лицо, снимать его с кровати, чтобы положить на соломенную подстилку или матрас из
конского волоса, и выставлять его на слишком холодный воздух».