Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись,
Филипп, не стоило бы тебе представать в
таком виде перед глазами матери.
Хорошо, я приведу себя в порядок.
— По-моему, у тебя ничего
не сломано, — радостно сообщил Марсель.
Филипп наконец догадался пошевелить рукой.
Пальцы слушались, правда с трудом, и
каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.
Марсель смочил вином носовой платок и
принялся промывать рану на лице
племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым
кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.
— Осторожнее, Марсель, — попросил
Филипп.
— Об осторожности нужно
было думать раньше, — посоветовал дядя.
— Это они. — прошептал
юноша.
— Конечно, — усмехнулся
Марсель, — а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват,
приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что
рассчитывал.
Только не читай мне нравоучений, — взмолился
Филипп, садясь на землю, — я не
выношу их, они хуже зубной боли.
Учить тебя уже поздно, ты все равно не
сможешь выбросить из своей головы
Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь
только
одному — как они отпустили тебя живым.
Филипп проскрежетал зубами, это была как соль
на раны.
— Он ответит мне за все!
— Ну вот, — вздохнул
Марсель Бланше, — еще не хватало, чтобы ты укокошил ее
кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и
тебя
повесят на дереве.
Лишь только сейчас Филипп осознал, какой
опасности подвергает свою семью,
претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до
сих пор
никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал,
оставляя
двух безоружных женщин.
Но тут же Филипп вздохнул с облегчением:
рядом с ним находился его дядя Марсель
Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.
— Ну что, ты уже можешь
стоять? — поинтересовался Марсель.
Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не
рухнул.
— Держись, — Марсель
подставил ему руку, и юноша устоял.
Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в
седло.
— Ну что ж, до дома ты
можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя,
держись молодцом.
Уже издали Филипп в темноте различил окна
своего дома. Мать и сестра не спали, два
окна светились слабым светом.»Это отблески очага, — догадался Филипп, — они не
смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без
Него я не знаю, сумел бы добраться до дому
или нет».
Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель.
Она вглядывалась в темноту и звала:
— Филипп! Филипп!
— Я здесь, мама! —
воскликнул юноша и дернул поводья.
Он летел навстречу женщине так, словно за ним
гналась целая банда.
— Филипп, мальчик мой! —
воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.
Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий
пронзительную боль, но сдержался,
лишь ласково произнес:
— Извини, мама, я заставил
тебя волноваться.
— О чем ты говоришь? Идем
скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет
казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла
брату
добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами,