—    Кого же? — настойчиво интересовалась Констанция. — Уж не меня ли?

—    Тебя, кротко отвечал король.

— Нет уж, дорогой, я бы никогда не стала за тобой ухаживать, поверь, я не лгу.

—    Это просто говорит гордыня, которую ты никак не можешь смирить.

—    Это я не могу смирить гордыню? А не я ли пришла к тебе сама, помнишь ту ночь?
Помнишь, как хлестал дождь?

—    Да, это была лучшая ночь в моей жизни.

—    А по-моему, это была ужасная ночь. И больше со мной не разговаривай, я прошу, не
береди мои раны.

—    Хорошо, хорошо, — шептал король, отходя к окну и принимаясь готовить снадобья,
перетирать какие-то травы, коренья, всыпать и смешивать сухие порошки.

А Констанция, закрыв глаза, вспоминала горный ручей, вспоминала водопад. Ей
грезилась прозрачная ледяная вода, в которой стоят форели, едва заметно шевеля
плавниками. Ей нестерпимо хотелось вновь попасть туда, к тому горному ручью, к
водопаду, сунуть горячие ноги в ледяные струи воды, ощутить на своем теле мириады
обжигающих чистых брызг. Ей казалось, что только воды того ручья могут смыть с нее
всю заразу, струпья и гной.Только там она бы могла как в сказке превратиться в прежнюю
Констанцию, веселую, беззаботную, здоровую и мечтающую о большой любви.

«Я лежала бы на теплом прогретом камне, опустив руки в воду, смотрела бы, как
извиваются водоросли, как стремительно бросается в сторону форель, увидев стрекозу на
поверхности воды. И мне былобы хорошо. Зачем я выросла? Почему не погибла тогда, в
ту страшную ночь, когда Реньяры штурмовали дом Филиппа? Почему я осталась жива?
Неужели для того, чтобы вот так страдать и мучиться? Ведь я не люблю короля Витторио,
не люблю и не могу переступить через что-то очень большое. Я не могу любить его всем
сердцем и душой, хотя мое тело и жаждет его». — Боже, какая же я несчастная,
запутавшаяся женщина!

—    Ты что-то сказала, дорогая? — наклонялся к Констанции король.

А Констанция делала вид, что спит, хотя король видел, как подрагивают ее длинные
ресницы и он понимал, что Констанция задумалась о чем-то глубоко сокровенном, о том,
чем она никогда не поделится с ним, даже если когда-нибудь произойдет чудо, и она
полюбит его.

—    Констанция, — шептал король, — ты для меня дороже всего на свете, дороже семьи,
дороже престола, дороже моего королевства. Ты заменила мне все, ты стала моей жизнью
и единственной целью. И тыполюбишь меня, я это знаю, — в каком-то яростном
исступлении произносил король Витторию.

Затем он поднимался и начинал нервно расхаживать из угла в угол. Он, как ни
напрягался, не мог себя заставить думать о королевстве, о войне, о том, что бросил войска
и убежал с поля боя, лишь только узнав, что его возлюбленная заболела и ей угрожает
смерть. А ведь война стоила жизни тысячам других людей, войналомала тысячи судеб. А
король пожертвовал этими тысячами, решив спасти всего лишь одного единственного
человека, одну женщину, причем ту, которая его не любила.

Прошло еще несколько дней. Однажды, на рассвете, у загородного дворца короля
Витторио остановилось несколько карет. Из них вышли министры и военачальники. Они
были испуганы и суетливы.

Дворецкий распахнув дверь, и министры оказались во дворце.

—    Где король?

Дворецкий развел руки в стороны и указал головой наверх.

—    Но его величество никого не принимает, он не желает ни с кем встречаться и
разговаривать.

—    Ох, — тяжело вздохнул министр. — Наш король уже совсем сошел с ума, —
зашептал один военачальник другому.

Королева Пьемонта сидела за письменным столом и плакала.