—    Да, возможно, но я, тем не менее, люблю тебя и не представляю свою жизнь без тебя.

—    Любишь, не любишь, какая разница? Французы захватили Пьемонт, а ты говоришь
мне о любви.

— Ну и что? Они могут захватить всю землю, а я, Констанция, буду продолжать
любить тебя.

—    Это ужасно, Витторио, ты даже сам не понимаешь, до какого безумства дошел.

—    Это неважно. Не разговаривай, дыши ртом, вдыхай этот пар, доктор говорит, что он
очень целебный.

—    Я сомневаюсь, что меня вообще что-либо может спасти.

—    Я, Констанция, спасу тебя.

Через час, когда вода в ванной уже остыла, король бережно вытащил Констанцию и на
руках перенес в постель. А затем принялся обмазывать ее тело серой мазью и укутывать
тканью.

—    Как ты себя чувствуешь, тебе легче?

—    Да, — заскрежетав зубами, ответила Констанция, — мне легче. Иди отдавай
распоряжения, пусть из твоего дворца все увозят, а самое главное, пусть заберут картины.

— Еще будут какие-то пожелания? — осведомился король Витторио, с улыбкой глядя
на Констанцию.

—    Пока нет.

—    Значит, дорогая, твои дела пошли на поправку, ты начинаешь разговаривать, как и
прежде.

Король привязал Констанцию, а сам, собрав охрану и челядь, быстро стал отдавать
распоряжения.

—    Карета с наследником уедет первой.

—    Нет, — воскликнула королева, — я хочу уехать вместе с тобой. Король зло сверкнул
глазами, и королева замолчала.

—    Скажи моему сыну, пусть собирается. Королева поклонилась и покинула гостиную.
Эвакуация проходила впопыхах, бралось только самое ценное, самое дорогое.

—    И приготовьте для меня большую карету.

—    Слушаюсь, ваше величество, — сказал дворецкий, — распоряжение уже отдано.

—    Хорошо, — крикнул король, вбегая на второй этаж туда, где он оставил Констанцию.

Та лежала с открытыми глазами, она выглядела так, будто ее распяли на этой большой

белоснежной кровати.

—    Ну что там? — спросила она, прислушиваясь к грохоту далекой канонады.

—    Да ничего, дорогая, все нормально. Я отдал распоряжения и на рассвете мы покинем
Риволи.

У королевского дворца собирались разрозненные остатки разбитых полков, беженцы.
Весь подъезд и вся центральная аллея были запружены повозками убегающих крестьян,
истошно ржали лошади, мычали коровы, блеяли овцы. А на горизонте все ярче и ярче
пылало зарево. Крестьяне испуганно оглядывались.

—    Это наше селение горит! — кричал седоусый мужчина.

— Да, да, наше, а вон там горит другое селение, люди из него ушли еще вчера, там
остался только священник, — говорил седоусый, — он не захотел уходить.

—    Да, у вас в селении хороший священник. Вдруг какая-то женщина истошно завопила:

— Это все она, она! Шлюха, королевская шлюха виновата, из-за нее король потерял
голову!

—    Шлюха! Шлюха! — подхватило сразу же несколько голосов.

Король плотно прикрыл окно и задернул тяжелые шторы.

—    Что они кричат? — чуть-чуть приподнявшись, спросила Констанция.

—    Они обезумели от страха, вот и орут.

—    Нет, по-моему, они кричат, что все произошло из-за меня.

—    Да нет же, нет, Констанция, успокойся, все произошло из-за меня.