В ответ на это, граф Калиостро отнял одну руку от чашки и приложил к фарфоровой
поверхности ладонь госпожи де Сен-Жам, которая сидела рядом с ним. Та вскрикнула от
боли и немедленно отдернула руку.

—    Горячо! Там настоящий кипяток! — воскликнула она. Не дожидаясь очередного
объяснения, которое могло бы последовать по поводу этого факта из уст знаменитого
публициста и комедиографа, граф Калиостро, ничуть не поморщившись, выпил чай,
пузырившийся у него прямо на губах.

Несколько мгновений все молчали, ожидая, очевидно, что с Калиостро что-нибудь
случится. Сам же итальянец, улыбаясь, пояснил:

—    Я не стал предлагать свой чай вам, господин Бомарше, поскольку вы наверняка
отказались бы выпить его. В доказательство того, что это обыкновенное чудо, я могу
продемонстрировать вам только себя, живого и здорового. Но в одном, господин Бомарше,
вы были правы — все это не сложно. Не сложно для человека, знакомого с
потусторонними силами и магическими науками.

Господин Бомарше благоразумно промолчал. Судя по всему, в той области, которая
касалась потусторонних сил, загробной жизни, философского камня и четырнадцати
способов превращения человека в мышь, знаменитый автор «Женитьбы Фигаро» был
совсем не так силен, как в науке владения пером и бумагой. Плотно поужинав, граф
Калиостро заметно оживился и повеселел.

—    Итак, господа, — сказал он, откидываясь на спинку кресла, — если вы не
возражаете, я хотел бы вначале выкурить трубку хорошего табаку, а затем приступить к
тому делу, ради которого я и прибыл сюда, в салон гостеприимнейшей госпожи де Сен-
Жам.

Его глубокие проницательные глаза сверкали каким-то странным блеском, и
Констанции на мгновение стало даже как-то не по себе. Если поначалу ее просто
забавляло и временами даже веселило происходившее, то сейчас, с наступлением
глубокого вечера, она начала чувствовать какое-то неприятное чувство беспокойства. Нет,
она отнюдь не боялась за себя. В конце концов, после всего того, что бывало с ней в этой
жизни, граф Калиостро отнюдь не представлял для нее ни малейшей опасности. Скорее,
дело было в другом. С некоторых пор Констанция стала бояться всего, что было связано с
таинственными потусторонними силами, которые делают человека игрушкой в руках
судьбы. Может быть, причиной было то, что во сне к ней часто являлись тени из
прошлого — Витторио, Арман, Филипп, Эмиль. Едва ли не всякий раз, как происходило
подобное, Констанция поднималась наутро совершенно разбитой и опустошенной.

Хвала господу, у нее был Мишель. Маленький Мишель, который почти целиком
занимал ее внимание и отвлекал от тяжелых мыслей. Но иногда и занятия с сыном не
помогали. Так бывало каждый раз, когда Миш ель вспоминал отца. Констанция как могла
успокаивала сына в такие минуты, но вечером, перед сном, ее опять охватывали
воспоминания о прошедшем, и она плакала, зарываясь лицом в подушку.

Она заставляла себя больше никогда не думать о любви, не надеяться на ожидавшее ее
где — то в будущем счастье. Жить нужно было сегодня, сейчас, одним днем и одним
мгновением. Очевидно, хорошее расположение духа у графа Калиостро, в которое он
пришел после ужина, сказалось на его способностях творить чудеса. Достав трубку и
набив ее табаком, граф закурил ее, не поднося к огню. Табак задымился сам, без
посторонней помощи. Дамы, присутствовавшие на ужине, пришли в окончательный
экстаз, когда стоявшие в вазе на столе искусственные цветы он начал превращать в
настоящие и подносить их по очереди всем женщинам.

Чудо это было столь непостижимым, что каждая считала своим непременным долгом
проверить лепестки и шипы, а также понюхать аромат. Розы, действительно, были
настоящими. Констанции достался белый цветок, который она положила на стол перед
собой. Все то время, пока граф Калиостро демонстрировал свои способности, господин
Бомарше сидел с отсутствующим выражением лица. Констанция на мгновение даже