— Мама, пожалуйста, не
волнуйся, я вижу, ты вся извелась. Путешествие совсем не
опасное, тысячи людей пересекают Ла-Манш и с ними ничего не случается, а тысячи
умирают в собственных постелях.
— Я привыкла к твоим путешествиям, —
вздохнула Эмилия, — но это какое-то
особенное. Я думаю, ты сам прекрасно понимаешь это.
— Мне не хотелось бы на
прощанье думать о грустном, — чуть не взмолился Рене. —
Сейчас ты еще можешь грустить, но когда появится Маргарита, пожалуйста, мама,
улыбайся, иначе она запомнит тебя такой — со слезами на глазах.
— Ты говоришь так, Рене,
будто мы видимся в последний раз.
— Мама, расставаясь каждый
раз, лучше думать, что видишься в последний раз, тогда
простишься с человеком искренне, вложив в прощание всю свою душу. А если
знаешь,
что и завтра ты встретишься с ним, то лучше не прощаться вовсе.
— Ты рассуждаешь немного странно, Рене, но,
кажется, ты прав. Я и сама так
поступаю, и твой отец поступал так же.
Рене рассмеялся.
— Сейчас ты расскажешь мне
историю нашего рода со времен первых крестовых
походов. И я сам прекрасно ее знаю.
— Нет, Рене, я всего лишь хочу напомнить
тебе, что ты едешь не один, а с женой и
дочерью.
При этих словах на крыльцо вышли Маргарита и
Констанция. Девочку за руку держала
Жанет.
— Ну что ж, после обеда мы
доберемся на побережье, — воскликнул Рене.
Маргарита и Эмилия прощались немного
сдержанно.
Каждой из женщин казалось, что Рене любит
другую больше. Так всегда случается:
жена считает, что мужчина больше любит свою мать, а мать считает, что он больше
любит
жену. Да мужчины и сами виноваты в этом, они всегда стремятся
Выказать большую любовь, чем горит в их душе,
будь то мать, жена или любовница.
Если женщины понимают обман в отношении себя, то почему-то проявления любви к
другим находят абсолютно искренними.
Констанция совсем некстати расплакалась,
внеся в грустное прощание еще и слезы.
— Жанет, усади Констанцию в
карету, — бросил Рене, обнимая мать и целуя ее в щеку.
Девочка заплакала еще сильнее.
Это была бы довольно трогательная сцена:
Констанция вся в слезах при виде
остающейся в Мато Эмилии, если бы не причина слез. Констанция так и не смогла
уговорить ни мать, ни Жанет позволить надеть ей в дорогу самое нарядное платье.
А то,
что было сейчас на ней, Констанция считала уродливым и ужасным.
Но Эмилия, к счастью, не знала истинной
причины слез своей внучки и поэтому,
растрогавшись, подошла к карете и прижала ее курчавую головку к своей груди.
— Ну что ты плачешь,
Констанция, все будет хорошо. Смотри, что я тебе дам.
Девочка сразу же перестала плакать и с
любопытством посмотрела на бабушку.
Та легко расстегнула замысловатый замочек на
золотой цепи и сняла с шеи медальон,
украшенный огромной жемчужиной. Сам медальон был из чистого золота и
Изображал родовой герб семьи Аламберов —
нормандский щит, разделенный крестом
на четыре части, с эмблемой трех ветвей рода и пустой четвертой.
Рене ужаснулся. Мать никогда не снимала этот
медальон со своей шеи, потому что это
был подарок ее покойного мужа, его отца.
— Мама, что вы делаете,
ребенку рано еще носить такие украшения. Это же не просто
дорогая безделушка!
— Я знаю, Рене, и именно
поэтому я отдаю ее Констанции.
Щелкнул замысловатый замочек, и медальон
теперь оказался на груди девочки. Она с
интересом рассматривала крупную жемчужину.Эмилия еще раз поцеловала Констанцию
и,
сдерживая слезы, отошла от экипажа.