— Да, да, мама, ты права, — воскликнул Филипп, обнимая мать заплечи, — и ты,
Лилиан, и ты, мама, вы должны заботиться о Констанции,    ведь я ее люблю.

—    Она будет мне как дочь, — сказала Этель.

—    А мне как сестра, — добавила Лилиан.

—    Ну а мне тогда ничего не остается, как считать ее своей племянницей.

Я напою ее сейчас отваром из трав, — сказала Лилиан.

—    Нет-нет, дочь, погоди, лучше сперва ей дать горячего вина, оно укрепит ей силы и
придаст бодрости.

—    Я бы тоже не отказался сейчас от чашки горячего вина, — сказал Филипп.

И только сейчас все заметили, что Филипп стоит промокший до нитки, а с него ручьем
течет на пол вода.

—    Брат, скорее переодевайся, не медли, а то можешь простудиться и заболеть.

—    Нет, я теперь не заболею, не беспокойся,    Лилиан. Но онпокорился и    принялся

стаскивать мокрую одежду.А Марсель Бланше    стоял,    прислонясь спиной    к    стене,    и

неотрывно смотрел на лежащую на постели девушку. На его губах блуждала странная
улыбка. Он явно завидовал своему племяннику и самое главное, даже не пытался этого
скрыть, настолько он был прямым и честным человеком.

— Скорее, Лилиан! Потом развесишь мокрую одежду у очага, а сейчас согрей вина,
дай Филиппу, а я отнесу и напою Констанцию.

—    Согрей и на меня, — предложил Марсель своей племяннице. Та согласно закивала.

—    Я согрею целый котелок, насыплю туда пряностей и плесну немного рому.

—    Делай, как знаешь, — сказал Филипп, — только поскорее, я уженачинаю дрожать.

И вскоре дом Абинье наполнился ароматом. Вся семья сидела застолом и перед
каждым дымилась большая чашка.

—    Ты счастлив? — шепотом спросила Лилиан Филиппа.

Тот вместо ответа взял руку сестры и крепко сжал.

—    Можешь не отвечать, по твоему лицу все видно, — Лилиан улыбнулась, а вот лицо
Филиппа стало суровым.

—    Ты думаешь о том, как будешь защищать свою возлюбленную? — прочел мысль
Филиппа Марсель.

— Я думаю о том, что нам всем вместе придется защищаться и думаю, сделать это
будет нелегко.

—    Племянник, нас двое, и мы умеем стрелять. Мы сумеем постоять за себя.

— Вы забыли и обо мне, — вдруг сказала Этель, — ведь когда-то мой Робер научил и
меня стрелять и это получалось у меня неплохо.

Марсель с уважением посмотрел на свою сестру.

Дождь кончился так же неожиданно, как и начался. Утром засветило яркое солнце, но
оно не радовало Виктора Реньяра. Он былмрачнее тучи. Болела голова, щемило сердце.
Он сидел на низком табурете и глядел в огонь. Он был зол на весь мир, но больше всегоон
злился на свою неосмотрительность.

«Как это я мог допустить подобное! Она улизнула со своим Филиппом прямо у меня из

— под носа. Я своими руками отпустил его, аон вернулся и украл Констанцию. Почему я
не выставил охрану? Почему я не убил его сразу? Ведь я же держал в своих руках кинжал
и даже видел его кровь. Ну почему я не нанес удар? Ведь тогда наверняка бы ничего не
случилось. Вот к чему приводит жалость».

И тут он увидел своего сына Анри. Мальчик стоял у распахнутойдвери и с грустью
смотрел на отца.Виктор поманил пальцем сына. Тот подошел.

—    Никогда не будь жалостлив, Анри, не щади никого, даже меня не щади.

—    Отец, что ты такое говоришь?

—    Я говорю правду. Запомни это, сынок, навсегда: не щади никого, убивай, режь, жги,
вешай! Все вокруг мерзавцы и предатели. И если ты, Анри, хочешь, чтобы тебя никогда
не предали, будь жестоким. Тогда тебя будут бояться и никто не осмелится тебя оставить,