— Ступай, сын мой, может
быть, Бог будет милостив к тебе инаставит тебя на путь
истинный и приведет к цели.
Не найдя ответа у священника, Филипп попытал
счастья у кузнеца, ведь тот часто
подковывал лошадей у проезжающих, ремонтировал кареты и, быть может, ему
попадался
на глаза герб, изображенный на медальоне Констанции.
И тут Филиппу Абинье повезло.
Кузнец, лишь только увидел рисунок, расплылся
в улыбке.
— О, месье, это очень
знаменитый герб, он принадлежит роду графов Аламбер.
Несколько лет назад мне довелось набивать обод на карете старой графини. Она
очень
щедро расплатилась со мной, поэтому я запомнил ее и этот герб.
— Как, ты говоришь, звали
графиню?
— Графиня Аламбер.
— А не скажешь ли ты,
любезный, далеко ли отсюда ее поместье?
Кузнец задумался.
— Вот этого, месье, я вам сказать не могу. Я
никогда не расспрашиваю проезжих, и
герб — то я запомнил абсолютно случайно. Вот если бы вы мне показали колесо от
кареты графини, я бы его сразу признал.
— А куда она направлялась?
— попытался хоть что-то выяснить Филипп Абинье.
— Не знаю, месье, она
поехала дальше по этой дороге и честно сказать, возвращалась
ли она домой или ехала в гости, я не могу сказать. Хотя, постойте, месье, я
припомнил
одну деталь: в карете почти не было багажа, а лошади были очень хорошие, сразу
видно,
что их нигде не меняли на почтовых станциях, сразу видно,
Филипп Абинье наградил словоохотливого
кузнеца серебряной монетой и, твердя»
Аламбер, Аламбер «, вернулся к ожидавшим его у церкви женщинам.
— Мне кажется, кое-что
начинает проясняться сказал он не очень определенно,
вскакивая в седло. Констанция посмотрела на него вопросительно.
— Ты узнал, кому
принадлежит герб?
— Да, графам Аламбер, это точно. Кузнец узнал
его, ему как-то пришлось
ремонтировать карету с таким гербом на дверце.
— Аламбер. — задумалась
Констанция, — мне, по-моему, никогда раньше не
доводилось слышать этой фамилии, — но какая-то скрытая музыка звучала в этих
звуках
для девушки. — Аламбер. — словно давно забытая мелодия разбередила ее душу.
Накрапывал дождь, четверо всадников, втянув
головы в плечи, ехали по проселочной
дороге. Под копытами коней чавкала грязь, лошади оскальзывались. Еще недавно
желтое
жнивье потемнело, и над полем кружили стаи черных мокрых ворон. От всего
пейзажа
веяло тоской и унынием.
» О, боже мой, какая унылая дорога!«— думала
Констанция, глядя на утопавший в
мелком дожде горизонт, словно на весь мир набросили вуаль и от нее все казалось
безрадостным и серым, как будто кто-то украл у природы краски, которые она так
щедро
разбрасывает по земле весной и летом.
Правда, все три женщины не были привычны к
роскоши и переносили путешествие
сносно. Но Филипп Абинье очень беспокоился о Констанции. Ему все время
казалось, что
та недостаточно тепло одета или же ей не хватило времени выспаться. И сколько
девушка
ни уверяла своего возлюбленного, что чувствует себя неплохо, Филипп ейне верил.
— Смотрите! Смотрите! — воскликнула вдруг
Лилиан, указывая рукой куда-то в
дождь. — Там какая-то повозка!
Филипп на всякий случай пришпорил коня и
опередил своих спутниц. Он привстал на
стремена и приложив руку козырьком к глазам, всмотрелся в колышущееся марево
дождя.
И в самом деле, из-за чахлого кустарника на
проселочную дорогу выезжала повозка,
запряженная двумя лошадьми. Из-за мокрого полога выглядывал мужчина с
неприветливым лицом.