пытаться изменить ход событий? — допытывала себя мадемуазель Аламбер, — подумай,
в конце концов, и о себе. Сколько можно быть одной, не делая никого счастливой?

Да ты всего лишь, Констанция, боишься потерять свое счастье, которого у тебя не было
и нет, которое лишь проблесками несколько раз сверкнуло в твоей жизни. Однажды,
несколько раз обжегшись на любви, ты теперь боишься полюбить по-настоящему, а без
этого нет жизни».

Женщина лежала в теплой воде, прикрыв глаза, ласковые лучи солнца скользили по ее
лицу, сквозь приоткрытое окно врывался прохладный ветер.

«День проходит за днем, — думала женщина, — унося мою молодость, а я ни на шаг не
приблизилась к счастью. Мои поступки по большому счету лишены смысла. Но ты не
обольщай себя, Констанция, изменить свою жизнь ты уже не в силах. Все знают тебя
такой, какая ты есть, как ни старайся, никто не поверит в то, что мадемуазель Аламбер
сделалась кроткой овечкой».

Медленно остывала вода в ванной, а Констанции не хотелось подниматься. Ощущение
легкости и отстраненности, возникшее, лишь только женщина погрузилась в воду, было
настолько сладостным, что у нее не было сил расстаться с ним.

«Не так уж часто мне удается побыть одной в тишине, наедине со своими мыслями, —
думала Констанция, — а это так важно, отрешиться иногда от жизни и задуматься над
будущим. Главное, не упустить момент, не упустить поворот, иначе потом придется
сожалеть. Ты вновь свободна, свободна от всего, Констанция, и только от тебя зависит,
сможешь ли ты стать другой или нет».

Бракосочетание Эмиля де Мориво и Колетты Дюамель заставило Констанцию на время
забыть о своих вчерашних размышлениях. Пестрая толпа приглашенных на торжество
заполнила все пространство собора, свободными оставались только

Проход между креслами и небольшая площадка перед алтарем.

Колетта выглядела счастливой и, наверное, одна только Констанция замечала в ее
взгляде тревогу, которую другие принимали за волнение.

Эмиль де Мориво держался как всегда степенно и с достоинством. Больше всех
волновалась баронесса Франсуаза Дюамель. Она так изнервничалась в последние дни, что
на ее лбу появилась пара новых морщинок. Не шутка ли, до свадьбы ее дочь дважды
собиралась удрать с другим мужчиной! Но теперь, кажется, волноваться больше не о чем.

Как и обещал шевалье де Мориво, на церемонии бракосочетания присутствовали члены
королевской семьи. Но этим его вклад в общий праздник ограничивался, все остальные
расходы несла баронесса Дюамель.

Мадемуазель Аламбер отыскала взглядом графиню Лабрюйер. Лицо старой женщины
сияло от счастья, к немалому удивлению других гостей. Ведь не прошло еще и недели, как
похоронили ее единственного внука Анри.

Констанция пробралась к графине и стала рядом с ней.

—    Я так счастлива, — призналась мадам Лабрюйер.

—    Вы говорите так, мадам, будто замуж выходит ваша дочь.

—    Внучка, мадемуазель, внучка, — напомнила графиня.

—    Ах, да, но вы так молодо выглядите!

—    Бросьте, мадемуазель, подобным комплиментам я не верю уже лет двадцать.
Единственный, кому я могла поверить, был Анри, — и на глаза старой графини
навернулись слезы, правда, улыбка не исчезла с ее губ.

Колетта, стоя у алтаря, обернулась и встретилась взглядом с Констанцией Аламбер.

«Боже, как она изменилась, — подумала Констанция, — совсем недавно Колетта была
еще ребенком, а теперь это настоящая светская дама. Все-таки как мало для этого надо
знать и уметь. А когда-то и мне льстило, если меня называли истинной
представительницей высшего света. Теперь я знаю, подобное звание ни к чему хорошему
не обязывает».