Констанция вздрагивала и приоткрывала глаза. Пальцы музыканта быстро пролетали
по клапанам флейты, голос певца взлетал куда-то очень высоко, а присутствующие на
концерте слушали, затаив дыхание.

«Боже, боже, неужели все это было со мной? — думала Констанция, вновь прикрывая
глаза. — Неужели я когда-то была маленькой девочкой, потерявшей родителей, а потом
вновь чудесным образом нашедшей свою бабушку. Я обрела свое настоящее имя,
фамилию, богатство. Неужели я потеряла Филиппа Абинье, неужели все эти ужасы, весь
этот кошмар произошел со мной? Нет, нет, это было не со мной, это было с другой
Констанцией, не с той, каковой я являюсь сегодня вот в этом королевском дворце, в этом
мягком кресле».

— Констанция, я люблю тебя, — послышался шепот Армана. — Да, да, дорогой, —
едва шевеля губами, произнесла Констанция, — я это знаю.

—    Я хочу, чтобы ты об этом не забывала.

—    Я об этом помню всегда, и я тоже хочу, чтобы ты знал — я тебя люблю, —
прошептала Констанция и огляделась по сторонам. Казалось, все слушают музыку, правда,
несколько вельмож дремали и их парики даже съехали набок.

Констанции захотелось рассмеяться, и она улыбнулась. Графиня де Бодуэн посмотрела
на свою невестку, и ее тонкие губы дрогнули.

«Да, совсем не умеет себя вести эта выскочка, улыбается неизвестно чему. И
угораздило же моего сына взять себе в жены такую женщину! Ведь мой Арман достоин
лучшей доли. Хотя что уж тут душой кривить, Констанция Аламбер прекрасна и навряд
ли при дворе есть женщина, которая сможет сравниться с моей невесткой красотой.
Правда, вот ума бог ей не дал, но это для женщины и не является важнейшим качеством».

Графиня де Бодуэн поднесла кружевной платочек к своим раскрасневшимся векам и
принялась промокать слезы. Ей хотелось, чтобы все думали, что это музыка вызвала такой
сильный прилив чувств. Но на нее никто не обращал внимания, а если кто и удостаивал
взглядом, то только потому, что старая и некрасивая графиня де Бодуэн сидела рядом с
прекрасной Констанцией. И многие мужчины, даже пожилые придворные министры,
время от времени бросали на Констанцию многозначительные взгляды и их губы
шевелились, как бы произнося слова восхищения красотой молодой женщины.

Единственный, кто даже ни разу не удостоил Констацию своим взглядом, был король.
Он стоял у плотно зашторенного окна спиной к залу и к музыкантам и, отодвинув
тяжелую бархатную штору, смотрел в узкую щель на улицу.

«О чем он думает? — глядя на широкие плечи короля, подумала Констанция. —
Почему он все время стоит спиной ко всем? Хотелось бы увидеть его лицо, услышать
голос. Хотя, какое это имеет значение, какой у короля Витторио голос и как он выглядит.
У меня есть муж, которого я люблю, есть свой новый дом — и к чему мне думать о каком-
то короле, о его выражении лица? У короля своя жизнь со своими проблемами и
тревогами, а у меня, Констанции де Бодуэн — своя. Но все же интересно, о чем думает
король? А может быть, его мысли, как и мои, под воздействием музыки уносятся очень
далеко. Может быть, и король вспоминает всю свою прошедшую жизнь, вспоминает
любовь, цветы, безоблачное небо, пение птиц, шелест травы. Может быть, король
вспоминает яркие звезды на черном бархате ночного неба, серебряный диск луны,
всплывающийнад холмами. А может быть, он вспоминает войны, походы или лица своих
возлюбленных женщин?»

И тут вдруг Констанция услышала голос Армана.

—    Дорогая, что-нибудь случилось?

—    А? Что? — Констанция обернулась к мужу. — Ты о чем-то спросил, Арман?

—    Что-нибудь случилось? — зашептал граф де Бодуэн. — У тебя, Констанция, такое
странное выражение лица.

—    Нет, дорогой, я просто задумалась. Это музыка навеяла на меня всевозможные
воспоминания.