—    Нет-нет, — поправил его епископ, — милость господа нашего безгранична и тебе,
дитя мое, будут отпущены все грехи, все до единого. Вы должны открыть королю свое
сердце, — зашептал епископ.

—    Нет, нет, этого никогда не произойдет! — быстро зашептала Констанция, — никогда,
никогда и ни при каких обстоятельствах!Она вновь попыталась подняться с колен, но
священнослужитель удержал ее.

— Вот что я скажу тебе, дитя мое, — прошептал священник, — все твои грехи уже
отпущены.

— Наш король болен, — второй священник вторил епископу, — он хочет, чтобы ты,
дитя мое, полюбила его, полюбила как мужчину, как своего короля, как властелина.

—    Но ведь я замужем, я жена.

—    Все грехи отпущены. Отпущены — в два голоса произнесли священнослужители.

—    Но ведь даже король не может возжелать жены ближнего своего! — воскликнула
Констанция, чувствуя, что рассудок ее мутится, чувствуя, что в ней происходит что-то
очень странное. Вдруг она вскрикнула, ощутив резкую боль в низу живота, ощутив, что
ребенок, которого она носила под сердцем, резко шевельнулся. Она с трудом поднялась с
колен и едва сдерживая крик, обливаясь холодным потом, попыталась сделать
несколькошагов, но тут же вскрикнула и стала медленно оседать на пол, корчась и тяжело
дыша.

— Передайте королю, передайте ему, что я его прощаю. Прощаю! — воскликнула
Констанция и издала оглушительный вопль, переходящий в стон.

Монахи тут же бросились к графине де Бодуэн и поддерживая ее под руки, попытались
вывести ее из собора. Но было уже поздно, схватки начались и истошные крики
Констанции буквально сотрясли собор.

Торжественное песнопение мгновенно прекратилось, все собравшиеся на мессу
испуганно завертели головами, не понимая, что происходит.

А граф Арман де Бодуэн, расталкивая присутствующих на мессе, бросился в боковой
неф туда, где корчилась в схватках окруженная монахинями его жена.

—    Дорогая, дорогая, что с тобой?! — закричал Арман, пытаясь пробиться к лежащей на
полу Констанции.

—    Нет, нет, уходите, ваша помощь не нужна, — пожилая монахиня буквально за руку
оттащила графа де Бодуэна, — ваша жена рожает, вы это понимаете, граф? Уходите, не
мешайте!

Два священника переглянулись, пожали плечами и торопливо зашагали к выходу,
понимая, что это они виновны в том, что у графини де Бодуэн начались преждевременные
роды. Но что они уже могли сделать?!

Констанция кричала и корчилась на полу. Вокруг нее суетилась дюжина монахинь,
помогая ей как можно скорее разродиться.

— Терпи, терпи, милая, — шептала настоятельница, — вот так, вот так, кричи, не
стесняйся.

И Констанция не стеснялась, да она и не помнила, как это все происходило. Она
издавала столь сильные вопли, что они были слышны даже на соборной площади. Она
теряла на несколько мгновений сознание от нестерпимой боли, но тут же приходила в
себя и вновь принималась истошно кричать, абсолютно не контролируя чувства.

—    Кричи, кричи, — подсказывала ей настоятельница, — кричи громче и дыши глубже.
Две монахини стояли невдалеке от рожающей Констанции и иступленно молились.

—    Пресвятая богородица, господь наш, — шептали сердобольные монахини, — помоги,
помоги этой несчастной как можно скорее разродиться. Пусть как можно скорее
прекратятся ее страдания, прекратятся ее мучения.

И лишь только король Пьемонта Витторио был неподвижен. Он сидел за золотой
решеткой, обхватив голову руками, медленно раскачиваясь из стороны в сторону,
медленно шепча только одно слово, холодное и сладкое: