кредиторов, которым графиня задолжала бы что-нибудь, и с их помощью добиться
привлечения ее к суду. Один раз ему даже показалось, что его мечта близка к исполнению,
когда он обнаружил ростовщика, Давно и безуспешно пытавшегося изыскать с мадам де
ла Мотт немалую сумму, взятую ею взаймы два год назад.

Калиостро склонил было старого еврея к подаче векселя на взыскание, однако его
мечтам не суждено было сбыться. Каким-то образом графиня де ла Мотт пронюхала о
встречах Калиостро с ее кредитором и немедленно уплатила долг. Ничего удивительного
в этом не было, поскольку в руках мадам де ла Мотт осталось бриллиантов не меньше,
чем на полмиллиона франков. Калиостро долго не мог прийти в себя после того, как
графиня де ла Мотт отразила и этот выпад против нее.

Спустя несколько дней после того, как попытка Калиостро посадить графиню де ла
Мотт в долговую тюрьму, потерпела неудачу, он за кружкой вина рассказал об этом
своему давнему знакомому Рето де Виллету. Тот немедленно выразил сочувствие
приятелю, а заодно и самому себе по поводу столь неудачного окончания игры с
бриллиантовым ожерельем. Однако Рето, как человек с куда меньшими притязаниями,
нежели Калиостро, посоветовал своему другу более спокойно смотреть на вещи.

— Возможно, это будет тебе уроком на будущее, — сказал он, осушая очередную
кружку. — Женщинам в наше время нельзя доверять.Немного поразмыслив, он добавил:

—    Мужчинам тоже.

Калиостро совершенно погрузился в тоску.

—    Кому же можно доверять?

Рето поднял вверх палец и философски заметил:

—    Самому себе, и то не всегда. Джузеппе, я вижу, что ты загрустил. Хочешь, я
расскажу тебе забавную историю, которая хотя и выглядит как анекдот, на самом деле —
правда. Был у меня один такой знакомый, который не доверял никому, кроме самого себя.
Но даже это не смогло спасти его от долговой тюрьмы.

Калиостро мрачно усмехнулся.

—    Долговая тюрьма? Да, это, действительно, интересно. Рассказывай. Все лучше, чем
наливаться вином до умопомрачения.

Рето поудобнее утроился на продавленном диване в номере Калиостро и, держа в руке
кружку с новой порцией вина, принялся рассказывать.

—    Этого моего знакомого звали господин Жансон. Более уморительного человека я не
встречал за всю свою жизнь. Джузеппе, каждую его фразу можно было записывать в
назидание потомкам. Он был подобен тому мужу, которому жена говорит: «У меня трое
детей на руках», и который отвечает ей: «Поставь их на землю.»— «они просят
хлеба.»— «накорми их березовой кашей». Послушай, как мы однажды разговаривали с
ним: «Это вы, господин Жансон?» «Да, месье де Виллет, я, а не кто-нибудь другой».
«Откуда вы идете?» «Оттуда, куда ходил». «Что вы там делали?» «Чинил испортившуюся
мельницу». «Чью мельницу?» «Не знаю, я не подрядился чинить мельника». «Вопреки
своему обыкновению, вы отлично одеты. Отчего же под столь опрятным платьем вы
носите такую грязную рубашку?» «У меня только одна рубашка». «Почему же у вас
только одна?» «Потому что у меня одновременно бывает только одно тело». «Как
поживает ваша супруга?» «Как ей угодно. Это не мое дело». «А дети?» «Превосходно».
«А тот, что с такими красивыми глазками, такой пухленький, такой гладенький?» «Лучше
других: он умер». «Учите ли вы их чему-нибудь?» «Нет, месье». «Как? Ни читать, ни
писать, ни закону божьему?» «Ни читать, ни писать, ни закону божьему». «Почему же?»
«Потому что меня самого ничему не учили, и я не стал от этого глупее. Если у них есть
смекалка, то они поступят, как я. Если они дураки, то от моего учения они еще больше
поглупеют».

Повстречайся господин Жансон тебе, Джузеппе, ты мог бы заговорить с ним, не будучи
знакомым. Его можно было затащить в кабачок и изложить ему свое дело — он бы