» Но разве народы не смогут когда-либо дешевле покупать свое счастье?«—
воскликнул я со слезами на глазах. Она долго молчала, изучающе глядя на меня. Я весь
дрожал под этим взглядом. Но мне некуда было деваться, и я ждал, что она ответит. Я
старался не смотреть на ее высокомерное и аскетически суровое, мертвенно-бледное и,
вместе с тем, исполненное проницательности и мысли лицо. Ее головной убор из черного
бархата, подобно монашескому капюшону, облегал ее властное и холодное лицо, на
котором даже нельзя было найти следов обаяния.

Наконец, она произнесла страшные слова:

» Истины приходят к нам из своих глубин только для того, чтобы купаться в крови,
которая их освежает. А само христианство, которое, происходя из Бога, составляет
основание всякой истины, разве не в муках оно утверждалось? Разве кровь не лилась
тогда потоками? И может ли настать время, когда оно вовсе оно не будет литься? Ты это
узнаешь, ты, который должен стать одним из каменщиков, воздвигающих общественное
здание, строить которое начали еще апостолы. Пока ты будешь размахивать над головами
людей шнурком с отвесом, тебя встретят рукоплесканиями, но стоит тебе взять в руки
мастерок, и ты будешь убит «. Слово, которое она постоянно повторяла, звенело у меня в
ушах подобно погребальному колоколу.

» Кровь. Кровь «. Она смотрела на меня магнетическим взглядом хищной птицы,
которая нацелилась на свою жертву. На ее лице сверкали настоящие чувства.

» Тогда выходит, — сказал я, — что протестанты вправе рассуждать так же, как и вы?«

Фигура Екатерины Медичи неожиданно приняла гигантские размеры, а потом исчезла,
как будто дуновение ветра погасило тот сверхъестественный свет, который позволил
моему духу увидеть ее. Я сразу же убедился, что какой-то частью своего» я»я соглашался
с ужасными выводами, которые сделала итальянка.

Госпожа де Жанлис, которая с испугом слушала маленького гостя госпожи де Сен-Жам,
едва слышно пробормотала:

—    А вам не было страшно?

Адвокат все тем же ровным, замогильным тоном отвечал:

—    Я проснулся весь в поту. Я заливался слезами, в то время как разум мой, торжествуя,
заверял меня тихим голосом, что ни королю, ни даже всему народу никто не дал право
исповедовать эти принципы, и что они годятся только для тех, кто вовсе не верит в Бога.

Бомарше принялся барабанить пальцами по столу.

—    А чем же тогда можно спасти монархию, которая гибнет? — спросил он.

Адвокат, немного поразмыслив, ответил:

—    Для этого существует Бог.

Констанция неуютно поежилась. Наверное, ей не следовало задерживаться у госпожи
де Сен — Жам на этот злосчастный ужин. То, что рассказывал здесь маленький адвокат со
вздернутым носом, пугало и беспокоило ее. Слишком хорошо она запомнила те мрачные
предсказания, которые делал в этом доме граф Александр де Калиостро. Кто знает, может
быть, этому маленькому адвокату в наследство от Калиостро передалась возможность
каким-то чудесным образом предвидеть будущее?

Если будущее обещает потоки крови во Франции и ужасные общественные потрясения,
то Констанции наверняка придется уехать в Америку...

А ведь она так любила Париж, так любила этот город, в котором великое соседствовало
со смешным, а веселое — с мрачным, где более всего был выражен французский характер,
и где ей было просто интересно жить.

Ее раздумья прервал генеральный контролер финансов. Господин де Калонн развел
руками и сказал с легкомысленной улыбкой на устах:

—    Итак, нам остается только считать себя орудием в руках всевышнего, как нас этому
и учит святое писание.

Дама, сидевшая напротив Констанции, и, в том числе, госпожа де Сен-Жам начали
перешептываться между собой еще тогда, когда заметили, что весь рассказ адвоката