—    Но я не стал его слушать, сказав ему, что эти вредоносные твари проникли далеко
вглубь и гложут его кости. Не понимая, что я хочу ему только добра, он пытался
вырваться, и мой нож вонзился мне в бок.

Откупщик Лабрюйер скептически хмыкнул.

—    Да, он не умен.

Бомарше разочарованно махнул рукой. — Он просто хватил лишнего.

Уязвленный такими комментариями, хирург воскликнул:

—    А знаете, господа, ведь мой сон не лишен смысла. Я убежден в том, что он был
вещим. И когда-нибудь наверняка исполнится.

Госпожа де Жанлис хихикнула.

—    А я не разделяю вашу уверенность.

— Ох, ох, — простонал господин Бодар де Сен-Жам, пробуждаясь, — я ногу себе
отсидел.

Жена с улыбкой посмотрела на него. — Сударь, все твари, которые жили в вашей ноге,
сдохли. Это такое несчастье.

Адвокат в продолжении всего рассказа, не сводивший своего бесстрастного взгляда с
хирурга, с неожиданным восторгом воскликнул:

—    У этого человека есть свое призвание.

—    Мой сон, — продолжал уродливый незнакомец, — относится к сну этого господина,
как действие к слову, как тело к душе.

Но тут его отяжелевший язык стал совершенно заплетаться, и он смог произнести
только какие-то бессвязные слова. К счастью собравшихся, разговор перешел на другие
предметы.

—    Кстати, — сказала госпожа де Сен-Жам, — на днях графа Александра де Калиостро
освободили из Бастилии и выслали из Франции в неизвестном направлении. Интересно,
куда он отправился?

—    Думаю, что в Италию, — сказал Бомарше. — Во всяком случае, там он может
рассчитывать на дешевый хлеб и вино. Четверть часа гости госпожи де Сен-Жам
обсуждали Дороговизну, в связи с чем особое внимание было обращено на генерального
контролера финансов господина Де Калонна. Это помешало продолжить ему свои занятия
с соседкой, и он принялся неохотно отвечать на сыпавшиеся на него с разных сторон
вопросы.

Через полчаса все уже забыли о странном хирурге который, низко склонив голову,
сидел над столом. Похоже, ему уже было все равно, что происходит вокруг и как о нем
отзываются окружающие. Его парик едва не упал под стол, и потому сосед хирурга,
повеселевший молодой человек, нахлобучил парик обратно на его голову.

Когда уже все вставали из-за стола, на улице разразился отчаянный ливень. Потоки
воды заливали мостовую, по которой было даже трудно дойти до кареты.

Констанция, дожидаясь, пока слуги на кухне разбудят заснувшего Шаваньяна,
обратилась к Бомарше.

—    По-моему, этот адвокат не так уж глуп, — заметила она.

— Во-всяком случае, у него есть какие-то убеждения. Боюсь, что нам еще не раз
придется с ним встретиться. Немного поразмыслив, Бомарше согласился.

— Да, но это человек без сердца и, к тому же, тугодум. Однако, вы могли убедиться,
мадам, что в провинции остались простаки, которые принимают за чистую монету
политические теории и историю нашей родной Франции. Бьюсь об заклад, что эта
закваска еще взойдет. Но мне не хотелось бы быть свидетелем брожения, которое будет
вызвано этим во Франции.

Госпожа де Сен-Жам обратилась к веселому молодому человеку:

—    Вы приехали в карете?