тысячная.

Я спросил у него, насколько вероятно, что все отдельные признаки предсказанной опасности - война, холокост, ядерный удар - сошлись в матрице игрой случая.

- Эту вероятность невозможно подсчитать точно, - ответил Рипс, - но во всяком случае она много меньше одной миллионной.

Итак, библейский код предсказывал новую катастрофу - разрушение и гибель целой страны. Если бы на Ближнем Востоке разразилась ядерная война, то тем самым, без сомнения, был бы спровоцирован глобальный конфликт, который, вполне возможно, превратился бы в третью мировую войну.

А тем временем предсказанные события уже совершались - причем именно так, как было предсказано. Один премьер-министр уже погиб. Я не мог позволить себе пассивно сидеть и ждать, пока сбудется следующее предсказание.

Мы обладали информацией, которая могла спасти Рабина, однако не сумели предотвратить его убийство. Теперь у нас имелись данные, позволяющие предотвратить войну, - фантастическая, загадочная, непостижимая ситуация! По чистой случайности я наткнулся на закодированное предсказание будущих событий. А я не только не отличался особой религиозностью, я и в Бога-то не верил! Я ничего не мог понять.

Я репортер. Я работал в «Вашингтон пост» и в «Уолл-стрит джор-нал». Я написал книгу, для чего переворошил десять тысяч документов. Я привык к фактам трехмерного мира. Я не был ученым, не был знатоком Библии, я даже не знал древнееврейского языка, на котором написана Библия. Мне пришлось учить его с самых азов.

Но я обнаружил в Библии предсказание убийства Рабина. Очень мало кто в мире вообще знал о существовании кода, и никто, кроме меня с Рипсом, не знал, что код предсказывает еще и атомную атаку, новый холокост и, возможно, мировую войну. Между тем Эли-ягу Рипс был не репортером, а математиком. У него не имелось опыта общения с государственными деятелями. Он не рвался предупреждать Рабина. Он не был готов обращаться с предупреждениями и к новому премьер-министру, Шимону Пересу.

Всем своим чутьем, интуицией, репортерским инстинктом я отказывался поверить в реальность новой опасности. Все арабские лидеры прибыли на похороны Рабина. В тот момент, осенью 1995 года, мир на Ближнем Востоке казался прочным как никогда.

«Со всем народом своим выступил... на сражение» - эта угроза казалась очень отдаленной. С 1973 года, когда Израиль разбил Египет и Сирию, в этом районе мира не велись полномасштабные военные действия. Внутренних волнений тоже не было - знаменитое рукопожатие, которым Рабин и Арафат обменялись в 1993 году, покончило с интифадой. За последние три года не случилось ни одного сколько-нибудь значительного террористического акта. Никогда еще, с самого своего образования после окончания второй мировой войны, Израиль не знал таких мирных дней.

Ничто не предвещало «атомного холокоста». Невозможно было поверить в возможность мировой войны. Но ведь и в убийство Раби-на мне казалось невозможным поверить. Я знал, что убийство предсказано в коде, но не верил в предсказание. А оно сбылось. Убийство совершилось в предсказанный срок - в 5756 году еврейского календаря. По европейскому календарю этот год начался в сентябре 1995-го.

Я снова взглянул на компьютерную распечатку. Слова «следующая война» встречались единственный раз. Скрытый текст утверждал: «Это будет после смерти премьер-министра». В том же месте код содержал слова «Ицхак» и «Рабин».