ЛЕОН-БАТТИСТА АЛЬБЕРТИ

округлые и выпуклые вещи; из этого ты и в суждении своем и на
опыте в достаточной степени сможешь убедиться, насколько наша
Завеса для тебя полезна.

Я не стану и слушать того, кто говорит, что живописцу не след
приучаться iK таким вещам, которые хотя и очень помогают хоро
шей живописи, но якобы таковы, что потом без них тъц уже никак
не сумеешь обойтись. Я не думаю, чтобы  ) от живописца требовались
бесконечные усилия, но мы, конечно, ждем от живописи, чтобы она
казалась очень выпуклой и, похожей на то, что она изображает*
а я не представляю себе, чтобы кто-нибудь мог достигнуть этого без
завесы. Так пусть живописцы пользуются этим сечением, то есть
Завесой, о которой я говорю. А если им охота испытывать свой та
лант без завесы, пусть они сначала заметят себе границы вещей
в пределах параллелей завесы или же пусть так приучатся смо
треть на границу, чтобы все время воображать себе поперечную ли
нию, пересекаемую другой, перпендикулярной, в том месте, где;
установлена зта граница. Но так как для неопытных живописцев
края поверхностей нередко бывают неведомы, сомнительны и не
определенны, как, например, в лицах людей, где они не различают,
что находится между лбом и висками, то поэтому необходимо на
учить их, каким образом они могут познать то, что прекрасно пока
зывает нам сама природа. Мы видим, что всякая плоская поверх
ность являет себя нам со своими линиями, светами и тенями; так же
и шаровые, вогнутые поверхности видим мы словно разделенными
на многие как бы четырехугольные поверхности с различными пят
нами света и тени. Поэтому каждая часть, обладающая определен
ной светлотой и отделенная от более темной, должна считаться от
дельной поверхностью. Но если одна и та же поверхность в начале
затенена и делается постепенно более светлой, тогда среднее между
тем и другим должно быть ютмечено тончайшей линией, чтобы в этом
месте не сомневаться, как его расцвечивать.

Остается сказать о сечении—предмете, имеющем немалое отно
шение к композиции. Для этого необходимо знать, что есть компо
зиция в живописи. Я утверждаю, что композиция есть то правило
живописи, согласно которому сочетаются части написанного произ
ведения. Величайшая задача живописца—‘история [историческая, то
есть сюжетная, многофигурная композиция]; частями истории явля
ются тела, частями тел — их члены, частями членов' — поверхности,
а так как очертание есть не что иное, как определенное правило для
очерчивания края поверхности, а одни поверхности — маленькие,
как у животных, другие — большие, как у зданий и колоссов, то
•о маленьких поверхностях достаточно тех наставлений, которые бы
ли даны до сих пор и которые показывают, чему можно научиться
при помощи завесы. А для больших поверхностей нам надлежит най
ти новые правила, но мы должны помнить то, что мы выше, в наших
наметках, говорили о поверхностях, о лучах, о пирамиде и о сеч£-

[ 44 ]