А. К. ДЖИВЕЛЕГОВ

конной промышленности и под своей властью политически уравни
вал крупную и мелкую буржуазию. Альберти, семью которого олигар
хия лишила родины, который нашел в худоокнгшюах свою -социаль
ную среду, который был жестоко обижен гуманистами в 1441 г.
и отвергнут родичами, не мог стать идеологом крупной буржуазии.
Но он был плоть от плоти и кровь от крови флорентийской буржуа
зии, как целого. Он был в восторге от размаха ее деятельности*
от неубывающего» темпа ее деловой инициативы, от ослепительного
блеска созданной ею культуры. Созидающие хозяйственные и со
циальные силы этой культуры Альберти видел очень отчетлива
и оценивал очень высоко.

Альберти четко различал, что флорентийская буржуазия не была
однородна, что в ней имелись различные группы. Во-первых («Зод
чество», IY, 1), он разграничивает тех, «кто занимается торговлей»
и тех, «кто копит богатства». Для Альберти социальную и культур
ную ценность представляет только тот капитал, который работает,
ибо для флорентийца XV в. под «торговлю» подводилось всякое
производительное использование капитала: членами купеческих це
хов были и промышленники, и негоцианты, и банкиры, и земле
владельцы \ Все, что мешает «торговле», для Альберти представляет
социальный вред. Он одинаково резко осуждает (О семье, III) и ску
пость, и расточительность, ибо та и другая ограничивают сумму
производительно работающего капитала: одна тем, что иммобилизует
его, другая тем, что лишает его производительных функций. Соци
альный смысл богатства Альберти характеризует (Op. ined., 176)
такой фигурою: «Богатство в жизни человека — как действие дро
тика: победу дает не то, что ты держишь его в руках, а то, что
ты мечешь его искусно и с толком. Я думаю, что точно так же не
владение богатством, а пользование им ведет нас к счастью». Нет
ничего более типичного для эпох буржуазного подъема, как именно
такое разграничение видов пользования капиталом. Разве не тот же*
взгляд проводил Шекспир в «Венецианском купце», восхваляя ши
рокий размах торговой деятельности «царственного купца» Антонио
и клеймя ростовщическое 'скопидомство Шейл ока?

А какова, по Альберти, последняя цель богатств? Не «нажива для
наживы», как будет говорить через несколько десятков лет Якоб*
Фуггер при совершенно иной конъюнктуре международного хозяй
ства, а блеск, пышность, lo splendore. Плоды хозяйственной деятель
ности должны -оставаться на родине, служить для украшения жили
ща, церкви, города, для увеличения блеска и пышности родной ком
муны. В диалоге «О семье» мы много слышим от Альберти восхвале
ний прошлому Флоренции. Джаноццо Альберти, тот из участников;

I 178 ]