ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

щениями наиболее заметен в литературе об Альберти, появившейся за последние
два десятилетия. С научной точки зрения нельзя сколько-нибудь серьезно счи
таться ни с бездоказательной попыткой «развенчать» Альберти, сделанной Шлос-
сером, ни с субъективной философией истории Олыпки, ни с реакционно-нацио
налистическими разглагольствованиями Вентури об Альберти, как «выразителе
латинского духа». Новые документальные материалы, вместо того, чтобы содей
ствовать приближению к подлинному облику Альберти, тонут в общей предвзя
той концепции.

Мы обязаны распутать клубок противоречий, не смазывая этих противоре
чий. Как бы ни чуждался Альберти «черни» и «плебса», какие бы границы он
ни ставил в своих политических прописях, тот факт, что он сознал необходимость
перехода от латинского языка к итальянскому, что он понял потребность обога
тить опытом практиков науку своего времени и приблизить науку к практиче
ским задачам, имел бесспорное прогрессивное влияние и сыграл свою положи
тельную роль в дальнейшем развитии итальянской культуры.

Мы не поверим Альберти, когда он заявляет, что написанный им по-латыни
трактат «О зодчестве» написан для ремесленников. Конечно, он писал для бога
тых просвещенных заказчиков, а те воображаемые фигуры ремесленников, к ко
торым он обращался, служили для него только поводом упростить изложение.
Но не в декларациях и субъективных намерениях автора дело, а* в том объек
тивном результате, ц которому они привели.

Только осторожно и внимательно проводя границу между идеалами Альбер
ти и его исторической деятельностью, можно разобраться и в сложном вопросе

о «социальной философии» Альберти. Альберти резко нападал на «тирана», от-
юраживающегося от народа в неприступной крепости, советовал держаться по
дальше от тиранов и не иметь с ними никаких дел, и тем не менее, кем как не
тираном в альбертиевском смысле был Сиджизмондо Малатеста, для которого
Альберти перестраивал храм С. Франческо в Римини. Быть может, поэтому Аль
берти и предпочитал всегда переносить вопрос из области политической в об
ласть моральную, вопрос о строе заменять вопросом о качествах правителей.
Внимательный читатель заметит, что достаточно вычеркнуть моральные харак
теристики, и нельзя уже будет отличить тирана от «доброго правителя», кото
рый, по мнению Альберти, в не меньшей степени, чем тиран, должен быть ограж
ден от «буйной толпы». И наоборот, как бы ни нападал Альберти на тиранов^
он всегда готов был поступить к ним на слубжу, переименовав их в «добрых
правителей», в «лучших», и закрыв глаза на их «беззакония».

Итак, нельзя Альберти верить на-слово, брать оторванно его высказывания

о «тиранах», о «черни» и т. д. Обличения по адресу «тиранов» не помешали
Альберти служить этим тиранам, а брань по адресу «черни» не помешала тому,
что его творческое достояние по праву принадлежит народу, а не тем кругам,
для которых он предназначал их сам.

Наконец, только выяснив общее состояние итальянской культуры XY века,
можно правильно понять, что значило стремление Альберти сблизить теорию
и практику. Стремление использовать опыт ремесленной среды, опыт крупных
художников XY века, популяризировать научные сведения на родном языке
отличало Альберти от гуманистов, как литературной школы, для которых подлин

[ VIII ]