как и вид трупа, скелета, который был существенным компонентом искусства в период расцвета жанра
«пляски смерти» в конце Средневековья.

Хейзинга был склонен объяснять это искусство macabre отчаянием, которое охватило людей после
Черной смерти и жестокостей Столетней войны, — Арьес же, вслед заТененти, видит в демонстрации
изображений скелетов и разлагающихся трупов своего рода противовес той жажде жизни и
материальных богатств, которая находила выражение и в возросшей роли завещания,
предусматривавшего торжественные похороны и многочисленные заупокойные мессы. Завещание,
которое Арьес рассматривает прежде всего как факт истории культуры, послужило средством
«колонизации» и освоения потустороннего мира, манипулирования им. Завещание дало человеку
возможность обеспечивать собственное благополучие на том свете и примирить любовь к земным
богатствам с заботой о спасении души. Не случайно как раз во второй период Средневековья возникает
представление о чистилище, отсеке загробного мира, который занимает промежуточное положение
между адом и раем.

Заметим в этой связи, что в своем исследовании «Рождение чистилища» [9], опубликованном
несколькими годами позже книги Арьеса, Жак Ле Гофф отстаивал мысль о том, что появление
чистилища на «карте» потустороннего мира в конце XII — первой половине XIII в. было связано с
перестройкой интеллектуального и эмоционального универсума человека зарождавшейся городской
цивилизации. Новые способы овладения временем и пространством, возросшая потребность в счете,
рационализация многих сторон социальной и экономической жизни, перестройка систем ценностей,
обусловленная начавшимся перемещением человеческих интересов «с небес на землю», — все эти
сдвиги привели к тому, что усилилась потребность воздействовать на мир иной. Ле Г офф,
руководствуясь принципом? «тотальной» или «глобальной истории», рассматривает историю
«рождения» чистилища в общем контексте исторических изменений, тогда как Арьес склонен
вычленять историю восприятия смерти и загробного мира в качестве самостоятельного предмета
анализа и обсуждать перемены в этом восприятии, взятые сами по себе. Обособляя коллективную
психологию от социальных отношений, он вместе с тем отчасти изолирует ее и от идеологии. Так,
например, он изучает послереформационную ментальность на Западе, игнорируя различия между
католицизмом и протестантизмом...

Третий этап эволюции восприятия смерти, по Арьесу, — «Смерть далекая и близкая» (la mort longue et
proche) — характеризуется крахом механизмов защиты от природы. И к сексу и к смерти возвращается
их дикая, неукрощенная сущность. Почитайте маркиза де Сада, и вы увидите объединение оргазма и
агонии в едином ощущении. Разумеется, всецело на совести Арьеса остается обобщение уникального
опыта этого писателя и перенос его на переживание смерти в Европе в эпоху Просвещения.

Четвертый этап многовековой эволюции в переживании смерти — «Смерть твоя» (la mort de toi).
Комплекс трагических эмоций, вызываемый уходом из жизни любимого человека, супруга или
супруги, ребенка, родителей, родственников, на взгляд Арьеса, новое явление, связанное с
укреплением эмоциональных уз внутри нуклеарной семьи. С ослаблением веры в загробные кары
меняется отношение к смерти; ее ждут как момента воссоединения с любимым существом, ранее
ушедшим из жизни. Кончина близкого человека представляется более тягостной утратой, нежели
собственная смерть. Романтизм способствует превращению страха смерти в чувство прекрасного.

Наконец, в XX в. развивается страх перед смертью и самым ее упоминанием. «Смерть перевернутая»

(la mort inversee) — так обозначил Арьес пятую стадию развития восприятия и переживания смерти
европейцами и североамериканцами. Подобно тому как несколько поколений тому назад в обществе
считалось неприличным говорить о сексе, так после снятия с половой сферы всех табу эти запреты и
заговор молчания перенесены на смерть. Тенденция к вытеснению ее из коллективного сознания,
постепенно нарастая, достигает апогея в наше время, когда, по утверждению Арьеса и некоторых
социологов, общество ведет себя так, как будто вообще никто не умирает и смерть индивида не
пробивает никакой бреши в структуре общества. В наиболее индустриализованных странах Запада
кончина человека обставлена так, что она становится делом одних только врачей и предпринимателей,
занятых похоронным бизнесом. Похороны проходят проще и короче, кремация сделалась нормой, а
траур и оплакивание покойника воспринимаются как своего рода душевное заболевание.
Американскому «стремлению к счастью» смерть угрожает как несчастье и препятствие, и потому она
не только удалена от взоров общества, но ее скрывают и от самого умирающего, дабы не делать его
несчастным. Покойника бальзамируют, наряжают и румянят, с тем чтобы он выглядел более юным,