ФИЛИПП АРЬЕС "ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ" СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
 
На главную
 
 
 
 
 
 
 
Предыдущая все страницы
Следующая  
ФИЛИПП АРЬЕС
"ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ"
СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
стр. 98

Нам уже приходилось говорить о страстной любви к жизни и вещам, свойственной человеку «второго
Средневековья» и Ренессанса, и о том, в какое трудное положение ставили тогда умирающего эта
глубокая привязанность к благам земного существования и одновременно завороженность тем, что
ожидало его душу в мире потустороннем. Современные исследователи склонны подчас
противопоставлять эти чувства одно другому, считая их непримиримыми и следуя в этом пафосу
традиционной христианской проповеди. Но в повседневной жизни того времени оба этих чувства
сосуществовали и как бы даже усиливали одно другое. В наши дни мы, напротив, отмечаем, что они
ослабляют друг друга.

Перед человеком той поры был в его смертный час ясный выбор: temporalia aut aetema, «бренное или
вечное». Цепляться за свое имущество, свою власть над людьми и вещами и погубить свою душу, как
учила церковь, или отказаться от них и обрести вечное спасение. Завещание было религиозным
средством, как обрести вечное, не потеряв совсем бренное, точнее — подчинив богатства задаче
спасения души. Это было нечто вроде гарантийного контракта, который смертный человек заключал с
Богом при посредничестве церкви. Завещание служило, таким образом, «паспортом на небо» (Ж. Ле
Г офф), гарантируя вечные блага, оплаченные вполне земной монетой — благочестивыми
распоряжениями завещателя, и вместе с тем оно было «пропуском на земле», оправдывая и узаконивая
пользование добытыми при жизни земными благами. Без таких благочестивых распоряжений,
сделанных в завещании, пользование и преумножение земных богатств были, с точки зрения людей
церкви, делом сомнительным. За наслаждение земными благами человек платил, напротив, монетой
духовной: мессами и молитвами, которые церковь обязывалась совершать в обмен на благочестивые
распоряжения в ее пользу, предусмотренные в завещании.

Итак, завещание, с одной стороны, позволяло надеяться на блага вечные, с другой стороны —
реабилитировало пользование земными. Первый аспект давно и хорошо известен. Историки не раз
подчеркивали, в каких больших масштабах происходило перераспределение материальных благ в
эпоху Средневековья и даже много позднее.

В более ранний период рыцари и богатые купцы еще при жизни оставляли свое добро и запирались в
монастыре, где и встречали свой смертный час. Принятие монашеского клобука перед смертью еще
долго было распространенным обычаем, гарантируя умирающему молитвы монахов за упокой его
души и погребение в монастырской церкви. Обычай полностью оставлять свое имущество и раньше
времени удаляться от дел, столь частый в XII-XIII вв., стал начиная с XV в. все более редким. В более
урбанизированном и оседлом мире XV—XVII вв. люди лет 50, считавшиеся тогда стариками, старались
как можно дольше сохранять экономическую активность и держать управление своим имуществом в
собственных руках. Но перераспределение имущества после смерти, по завещанию, оставалось весьма
распространенной практикой.

Только часть нажитого отходила наследникам завещателя, другая же предназначалась церкви и на
благотворительные цели. «Если не иметь в виду одержимость спасением души и страх перед адом,
руководившие людьми Средневековья, — пишет Жак Ле Г офф, — то никогда не удастся понять их
менталитет и мы застынем в изумлении перед этим забвением всех усилий алчной жизни, отказом от
могущества, отказом от богатства, которые приводят к чрезвычайной мобильности богатств и
показывают, в какой мере в средние века самые жадные до земных благ в конце концов, хотя бы под
конец жизни, начинают презирать мир. Эта черта менталитета, препятствующая накоплению
состояний, способствует отдалению людей Средневековья от материальных и психологических
условий капитализма» [176]. Заметим лишь, что для того, чтобы начать презирать мир, его нужно было
прежде страстно любить, подобно тому как сегодня общество потребления отвергают прежде всего те,
кто уже пользовался им, и напротив, этот отказ скандализирует тех, кто еще только ждет для себя
выгод от такого общества.

Ж.Геерс, со своей стороны, видит в огромных масштабах дарений по завещанию одну из причин
разорения западноевропейской знати в XIV в. Знатный человек обеднял наследников ради своих
благочестивых фундаций «на помин души», завещая значительную часть собственного состояния
беднякам, больницам, церквам и монашеским орденам, заказывая сотни и тысячи месс за упокой души.
Исследователь считает это поведение не столько чертой глобального менталитета людей
Средневековья, сколько определенной классовой характеристикой: свойственный аристократии того
времени отказ от накопления, от экономического обеспечения будущего своих наследников[177].

Предыдущая Начало Следующая  
 
 

Новости