ФИЛИПП АРЬЕС "ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ" СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
 
На главную
 
 
 
 
 
 
 
Предыдущая все страницы
Следующая  
ФИЛИПП АРЬЕС
"ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ"
СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
стр. 189

бессмертного свидания в лоне Божьем, в лоне счастья вечного соединения». Обычная поза надгробных
статуй XIX в.: фигура умершего, раскрывающая объятия тем, кого он встретит на небесах.

В длинном письме к Полин она описывает среди прочего то, что ей довелось испытать в церкви во
время отпевания: «Я закрыла глаза, и душа моя наполнилась сладостью, равной той, которую я
слышала». То был, конечно, орган: музыка всегда сопровождала ее сентиментальные и религиозные
экзальтации. «И я вообразила себе свою смерть: в глубокой ночи, ощущая присутствие ангела,
различая смутно в темноте нечто белое, и этот ангел ведет меня к Альберу. (...) И тела наши были
прозрачны и сверкали, как золото». Тогда же в своем дневнике Александрина пишет: «Я очень хотела
бы знать, что во мне происходит. Мне на самом деле кажется, что я желаю смерти». Она, так любившая
жизнь, музыку, театр, природу, чувствует «безразличие ко всему земному; только к чистоте, воде я
сохраняю свою обычную страсть». Чистота! Эта великая ценность викторианской эпохи, столь глубоко
укорененная, что сохраняется и в последнем уходе, с Богом и Любовью. «Иногда, — пишет она
Полин, — я испытываю болезненное желание выйти из самой себя, разбить себя, предпринять что-
нибудь, чтобы вновь обрести хотя бы минуту того счастья, которое я потеряла, одну-единственную
минуту, его голос, его улыбку, его взгляд». Она переселяется в комнату Альбера: «Там я чувствую себя
хорошо. О, как бы я хотела, чтобы мне было даровано умереть там!»

Между тем еще не все кончено с останками бедного Альбера. Они лежат на кладбище Монпарнас в
ожидании, когда их перенесут в Бури — фамильный замок в Нормандии. По словам отца, графа де Ла
Ферронэ, он как раз занимался в то время устройством там семейного некрополя, «где, если дозволит
Бог, все мы со временем обретем покой». Там будет место и для Александрины: «Сегодня это именно
та мысль, которая нас занимает, то, о чем мы говорим, то будущее, на которое надеемся. Все это было
бы печальным для многих, но не для нас». Она обращается к Полин: «Милое доброе дитя, когда твоя
мать и я будем покоиться подле твоего святого брата, ты придешь навестить нас и даруешь нам свои
благие молитвы. А потом однажды, о да, дитя мое, однажды, будем надеяться, осуществится во всей
полноте твоя восхитительная мечта». Какая мечта? Полин делает в этом месте примечание: речь идет о
ее собственной смерти. «Я написала однажды нечто вроде мечтаний об иной жизни, где описала
бесконечное счастье вновь обрести тех, кого любила на земле».

Наконец кладбище в Бури готово, и в октябре 1837 г. повозка с гробом Альбера, сопровождаемая
Александриной, въезжает в замок. Мать и сестры покойного вышли встречать его гроб на окраину
деревни и, завидев повозку, опустились на колени у стоявшего там большого креста. Г роб сняли с
повозки, и местный аббат, большой друг Альбера, благословил его останки. Мать и вдова поцеловали
гроб. Целовать гроб! Мы снова в мире воображаемого, в мире фантазий конца XVIII в., исполненных
эротизма смерти. Конечно, поцелуи матери и вдовы лишены явной чувственности, но и они сохраняют
этот смысл физической близости, глубокого единения тел и душ между миром живых и миром
мертвых.

После богослужения в местной церкви тело вновь предают земле. Александрина «смотрела с
некоторой радостью на пустую могилу», находящуюся рядом и предназначенную для нее самой.
Когда-нибудь обе могилы будут закрыты единой надгробной плитой, которая вновь соединит
любящих, уже навсегда. Несколько дней спустя происходит необычная сцена, совершенно непонятная,
если не вспомнить все истории о кажущейся смерти, о любви в глубине склепа и прочие рассказы из
«готических романов» того времени. Втайне от всех, кроме двух-трех ближайших друзей,
Александрина исполнила давно задуманное. Как пишет Полин одна из ее сестер, Александрина «с
помощью маленькой лесенки спустилась в могилу, которая не очень глубока, дабы дотронуться и
поцеловать в последний раз гроб, где заключено все, что она любила. Делая это, она стояла на коленях
на дне своей собственной могилы». Все это могло бы еще быть чем-то вроде духовного упражнения по
заветам Игнатия Лойолы, медитацией над гробом, над открытой могилой, но сам жест —
прикосновение, поцелуй — говорит о других чувствах, о другой религии. Перед нами настоящий
эротизм смерти XVIII в., но реальный и возвышенный, очищенный от непосредственной
сексуальности.

Жизнь семьи продолжается, но мысли о смерти неотступно преследуют всех де Л а Ферронэ. В третью
годовщину кончины брата самая младшая, Ольга, записывает в дневник: «Альбер! Молись, чтобы я
умерла благой смертью. Эта могила, покрытая розами, внушает мне мысли о небесах». Через полтора
года приходит черед старого графа. Сначала жалобы на боль в сердце, ежедневное чтение молитв в
капелле Боргезе в Риме, служившее благочестивым католикам своего рода подготовкой к последним

Предыдущая Начало Следующая  
 
 

Новости