ФИЛИПП АРЬЕС "ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ" СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
 
На главную
 
 
 
 
 
 
 
Предыдущая все страницы
Следующая  
ФИЛИПП АРЬЕС
"ЧЕЛОВЕК ПЕРЕД ЛИЦОМ СМЕРТИ"
СМЕРТЬ КАК ПРОБЛЕМА ИСТОРИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
стр. 195

еще расширил, были прикованы к ее лицу. Он умер, как блаженный праведник». Целуя ее, он шептал,
что идет к своей покойной жене, «а ты, дитя мое, присоединишься к нам». Необычная фраза: отец,
умирая, предвосхищает смерть своей дочери, заранее наслаждаясь мыслью о том, как вся семья
воссоединится наконец в загробном мире. Два фундаментальных аспекта романтической смерти видим
мы в этой короткой сцене: блаженство смерти и посмертное воссоединение близких. Первое есть
ускользание, освобождение, бегство в беспредельность потустороннего. Второе — преодоление
невыносимого разрыва, воссоздание «там» тех уз, которые разрывает смерть.

Те же два аспекта смерти мы находим и в стихах Эмили Бронте. Ей еще нет 20 лет, когда она начинает
оплакивать разлуку с близкими, унесенными смертельным недугом, в таких печальных строках, каких
сегодня можно было бы ожидать скорее от одинокого старика, чем от юной девушки. Она окружена
надгробиями своих родных и друзей, «с сердцем, разорванным несказуемой болью» и истощаемым в
напрасных и горьких сетованиях. Даже ночной сон не приносит ей облегчения, и память об умерших
мешает заснуть, ложе ее обступают их печальные тени. Воспоминания о тех, кого уже нет, отравляют
сожалением каждый день жизни, делая ее невыносимой. Эти юные создания, приговоренные к смерти
туберкулезом, желают смерти, и желание это само по себе есть феномен культуры той эпохи.

«Dead, dead is my joy», «смерть — моя радость», — пишет Эмили. «Пусть же влажная земля укроет эту
отчаявшуюся грудь». Однако радость смерти омрачена той болью, которую испытают остающиеся на
земле: умирающему искренне жаль тех, кому придется плакать о нем. Но что будет с умершими?
Покоятся ли они одиноко во глубине своих могил или живут все вместе в лучшем мире? Вера де Ла
Ферронэ не допускала никаких колебаний, она была исполнена прямо-таки тревожащей уверенности в
спасении души и посмертном свидании. Эмили Вронте не разделяет этой абсолютной уверенности,
исступленное воспоминание о старшей сестре соединяется с мыслью о тихой ночи могилы. Но и она,
Эмили, свято верит, что умершие «в другом месте»: их прах смешался с землей, но их блаженные души
отправились к Богу. Перед нами классические образы христианской эсхатологии: тела усопших
покоятся в вечном сне, а сами они в блаженной стране, «врата которой открыты мне и моим», и на том
счастливом, божественном берегу, к которому она тянется своей измученной душой, встретятся
наконец все, кто любил друг друга, «свободные от страданий и тления, врученные Божеству».

Архаическая идея смерти как сна и покоя в ожидании последнего решения своей участи является в
стихах Эмили Бронте такой, какой она была заново открыта в XVII-XVIII вв. в рассуждениях о
погребенных заживо. Эта идея соперничает здесь, однако, с другой, более осознанной и более
распространенной в эпоху романтизма: с идеей смерти как бесконечной пропасти. Смерть есть
радостное стремление потеряться, раствориться в огромности Бога или природы. Почти физическое
представление о бесконечном — вот единственное, что здесь важно, а вовсе не степень религиозности,
не вера в Бога или в природу. Это представление о смерти как бесконечности становится в эпоху
романтизма банальным: один и тот же образ моря — символ одновременно смерти. Бога и счастья —
можно найти и в дневнике умирающего Альбера де Ла Ферронэ, и в стихах юной Эмили. Никогда не
покидавшая своего уединенного края, она мечтает «лететь Океаном, пробежать пустыни», дабы
погрузиться в «неведомую вечность».

Здесь уже не говорится больше об ушедших близких. Индивидуальные смерти теряют значение,
становясь лишь звеньями в цепи всеобщей жизни. Эта идея пришла из натуралистского,
биологического XVIII в., но пустила собственные корни в душе одинокой молодой женщины,
затерянной среди пустошей, вереска, болезни и смерти. Остановимся здесь в своем анализе. Родители,
братья и сестры де Ла Ферронэ и сестры Бронте равно не могут смириться с утратой дорогих сердцу
близких, равно жаждут и твердо надеются вновь обрести ушедших после своей смерти. В то же время
те и другие испытывают одно и то же восхищение перед феноменом смерти, перед его внутренней
красотой. Напротив, в отношении к публичным аспектам смерти заметны серьезные различия: семье
Бронте не так важны последние церемонии у одра умирающего, торжественные прощания, погребение.
Зато, как мы видим в поэзии Эмили, воображение занимают знаки и образы блаженной бесконечности,
с которой ассоциируется смерть.

Различия в деталях несущественны. Вполне очевидно, что мы присутствуем тут при важных
изменениях в отношении людей к смерти. Позиции, занимаемые людьми перед лицом смерти,
оставались в течение долгих столетий почти неизменными, едва колеблемые небольшими сдвигами, не
менявшими общей стабильности. И вдруг в начале XIX в. с непривычной резкостью рождается новая
чувствительность, весьма отличная от всего, что ей предшествовало. Все происходит на протяжении

Предыдущая Начало Следующая  
 
 

Новости