—    Да, я все эти дни только и думала о тебе.

— И я, — воскликнул Филипп и сжал пальцы Констанции, — я тоже думал о тебе. Я
вспоминал ту нашу встречу.

Может быть, они еще долго сидели бы, глядя в глаза друг другу, но их разговору
суждено было прерваться. Огромная форель, выскочив из воды у самого камня, с шумом
упала в воду.

—    О, какая огромная! — воскликнул Филипп.

—    Ты хотел бы, наверное, такую изловить? А зачем тебе нужна рыба? — спросила
Констанция.

Абинье напрягся и мрачная тень пробежала по его открытому лицу.

—    Знаешь, Констанция, моей матери было очень плохо. Она все время вспоминает отца,
а тот иногда вместе со мной ходил на ручей ловить форель и приносил ей. Представляешь,
она по несколько дней может ничего не есть. Слава богу, сейчас ей стало лучше, она
буквально ожила, изменилась на глазах. Она даже начала шутить.

—    Я понимаю тебя. Но, к сожалению, я не помню свою мать, не помню и отца.

—    Это так тяжело, — Филипп погладил Констанцию, как маленькую девочку, по
волосам.

Вдруг она напряглась и вскочила на ноги.

—    Что? Что-то случилось? Я что-то сделал не так, Констанция?

—    Нет, ты все делаешь правильно. Но, знаешь, ведь меня могут хватиться, я ушла из
дому, не предупредив старого Гильома Реньяра.

Услышав это имя, Филипп Абинье вздрогнул.

—    Не произноси при мне это имя.

—    Извини, извини, Филипп, я не хотела. Я буду для тебя просто Констанцией. Я
должна бежать. Видишь, солнце стоит уже высоко. Я думаю, что и тебе уже пора.

—    Да, мне тоже пора. Я сказал матери, что еду в церковь.

—    И она тебе поверила?

Филипп пожал плечами, не зная, что ответить девушке.

— Мать всегда чувствует, о чем я думаю. Она даже умеет угадывать мои самые
сокровенные мысли.

—    Тебе хорошо. Пойдем же, пойдем отсюда скорее. Надо отсюда спешить. Не дай Бог,
меня хватятся, и братья приедут к ручью и увидят тебя, Филипп.

—    Я их не боюсь, — грозно сказал Филипп. Констанция привстала на цыпочки, обвила
его шею руками и нежно поцеловала в губы.

Филипп вздрогнул. Это было так неожиданно и так приятно, что его сердце бешено
заколотилось в груди. Он хотел удержать Констанцию, хотел прижать к себе, но она
выскользнула из его рук, как выскальзывает форель из пальцев неумелого рыбака.

—    Ты придешь сюда еще? — крикнул ей вслед Филипп.

—    Да! Да, обязательно приду.

—    Когда?

Девушка приостановилась, обернулась и посмотрела на Филиппа.

—    Обязательно приду.

А Филипп еще ощущал на губах ее влажный поцелуй. Это было ни на что не похожее
ощущение, странное и радостное. Ему, конечно же, и раньше доводилось целоваться с
девушками, целоваться с сестрой, с матерью. Но этот поцелуй был совсем иным. В нем
было столько чувств, что все существо Филиппа буквально запело от радости. И чтобы
хоть как — то успокоить себя, он сбежал к ручью и, зачерпнув в пригоршни воду, плеснул
себе в лицо, а затем радостно отряхнувшись, направился к тому месту, где была оставлена
лошадь.

—    Ну что, ты меня ждешь?

Лошадь закивала головой, застригла ушами, застучала копытом о землю и потянулась
своими мягкими и влажными губами к рукам Филиппа.