—    Нет, ты не умеешь целоваться, — сказал Филипп, поглаживая гриву коня, — да, тебе
это и ни к чему.

И он сам поцеловал свою лошадь в белую звездочку на лбу.

—    Поехали, поехали скорее, нас уже ждут. Он под уздцы вывел лошадь, вскочил в
седло и, натянув поводья, пустил ее вскачь.

Он жадно вдыхал сырой воздух, ветер трепал его волосы. Филипп ликовал, чувство
счастья переполняло его, как терпкое вино переполняет драгоценный бокал.»Скорее,
скорее, я скажу Марселю, что его подарок пришелся кстати, я думаю он обрадуется. Жаль,
конечно, что он не видел, как загорелись глаза Констанции, когда она примеряла его
перстень. Но кто же мог подумать, что у Констанции такая хрупкая миниатюрная рука,
что даже на указательный палец этот перстень оказался велик. Да к тому же и выбора у
меня не было. А вот Лилиан, едва увидит мое

Лицо, сразу же догадается, где я был. А если мать спросит, кого я видел в церкви, что
мне сказать?»

И Филипп судорожно принялся придумывать ответ, но потом бросил эту глупую затею
и махнул на все рукой.

— А, будь что будет, — громко выкрикнул он, и его крик разлетелся над сжатыми
полями.

Он еще сильнее пришпорил коня, хотя тот и так уж мчался во весь опор. А Филиппу
хотелось мчаться еще быстрее, ему хотелось лететь над землей стремительно, как птица.

—    Констанция, Констанция, — отбивали копыта дробь. — Констанция, Констанция, —
стучало в голове. — Констанция, Констанция, — вторило сердце Филиппа.

Едва конь взлетел на холм, Филипп придержал его. Дом Абинье показался Филиппу
странным. Что-то было не так, но что, он еще не мог понять.

Все двери и окна были распахнуты, а у крыльца стояла карета, запряженная    четверкой

лошадей, которую он не мог видеть с вершины холма.

—    Вперед! — крикнул Филипп и сжал бока лошади. Чем ближе    было    к    дому,    тем

сильнее сжималось сердце Филиппа в предчувствии беды.

ГЛАВА 10

Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Филипп Абинье въехал в ворота и оказался
во дворе своего дома. Как по мановению волшебной палочки у него за спиной возникло
два всадника и, обернувшись, Филипп увидел, что прямо ему в

Грудь нацелены стволы пистолетов.

А вот и хозяин приехал, — сказал офицер, глядя на то, как солдаты вытряхивают из
большого сундука вещи.

Мать и сестра стояли у двери, прижавшись друг к другу.

— Что вы делаете? Зачем? Здесь никого нет, мы одни! — громко восклицала мадам
Абинье. — Мы абсолютно одни!

—    Слезай с лошади, — не обращая внимания на крики женщины, приказал офицер.

Филипп спешился и, бросив поводья, хотел подойти к матери, но офицер выхватил

пистолет и сказал:

—    Стой на месте и не двигайся, а не то я продырявлю твою

Голову!

—    Господин офицер, мой сын ничего не знает, он ни при чем!

—    А кто знает? — рявкнул офицер, и его лицо налилось злостью.

Лилиан дрожала, молитвенно сложив перед грудью руки. А мадам Абинье, казалось,
абсолютно не боится солдат.

—    Я уже вам десятый раз говорю, что у меня в доме нет никаких разбойников, нет
мятежников! Вам незачем рыться в вещах и выбрасывать их на улицу!