Лежи, скоро мы поедем домой. Но согласись, Филипп, не стоило бы тебе представать в
таком виде перед глазами матери.

Хорошо, я приведу себя в порядок.

—    По-моему, у тебя ничего не сломано, — радостно сообщил Марсель.

Филипп наконец догадался пошевелить рукой. Пальцы слушались, правда с трудом, и
каждое движение глухой болью отдавалось во всем теле.

Марсель смочил вином носовой платок и принялся промывать рану на лице
племянника. Запекшаяся кровь смывалась с трудом, да и разрез был сделан острым
кинжалом. Края тут же разошлись и по щеке снова потекла кровь.

—    Осторожнее, Марсель, — попросил Филипп.

—    Об осторожности нужно было думать раньше, — посоветовал дядя.

—    Это они. — прошептал юноша.

—    Конечно, — усмехнулся Марсель, — а кто же еще Реньяры. Но ты сам виноват,
приятель, любовь опасная штука и часто взамен получаешь совсем не то, на что
рассчитывал.

Только не читай мне нравоучений, — взмолился Филипп, садясь на землю, — я не
выношу их, они хуже зубной боли.

Учить тебя уже поздно, ты все равно не сможешь выбросить из своей головы
Констанцию, даже после всего того, что сотворили с тобой Реньяры. Я удивляюсь только
одному — как они отпустили тебя живым.

Филипп проскрежетал зубами, это была как соль на раны.

—    Он ответит мне за все!

—    Ну вот, — вздохнул Марсель Бланше, — еще не хватало, чтобы ты укокошил ее
кузена, и тогда люди Реньяров обязательно сожгут дом твоей матери, а меня и тебя
повесят на дереве.

Лишь только сейчас Филипп осознал, какой опасности подвергает свою семью,
претендуя на руку Констанции Реньяр. Ведь это в самом деле было чудом, что до сих пор
никто из врагов не наведал его дом. Он, Филипп Абинье, преспокойно уезжал, оставляя
двух безоружных женщин.

Но тут же Филипп вздохнул с облегчением: рядом с ним находился его дядя Марсель
Бланше. Они все-таки вдвоем, и Реньярам не так-то легко будет овладеть ими.

—    Ну что, ты уже можешь стоять? — поинтересовался Марсель.

Филипп поднялся на ноги и тут же чуть было не рухнул.

—    Держись, — Марсель подставил ему руку, и юноша устоял.

Дядя подвел Филиппа к лошади и помог сесть в седло.

—    Ну что ж, до дома ты можешь ехать как угодно, но лишь Этель завидит тебя,
держись молодцом.

Уже издали Филипп в темноте различил окна своего дома. Мать и сестра не спали, два
окна светились слабым светом.»Это отблески очага, — догадался Филипп, — они не
смыкали глаз все время, пока меня не было. Молодец, Марсель, без

Него я не знаю, сумел бы добраться до дому или нет».

Хлопнула дверь, и на крыльцо выбежала Этель. Она вглядывалась в темноту и звала:

—    Филипп! Филипп!

—    Я здесь, мама! — воскликнул юноша и дернул поводья.

Он летел навстречу женщине так, словно за ним гналась целая банда.

—    Филипп, мальчик мой! — воскликнула мадам Абинье, обнимая сына.

Тот хоть и почувствовал от ее нежных объятий пронзительную боль, но сдержался,
лишь ласково произнес:

—    Извини, мама, я заставил тебя волноваться.

—    О чем ты говоришь? Идем скорее в дом! Мадам Абинье понимая, что сын не хочет
казаться в ее глазах слабым, тут же передала его в руки Лилиан. Та помогла брату
добраться до постели. Тут-то Филипп уже не сдерживал себя. Он скрежетал зубами,