Этель поднялась из-за стола, посмотрела на
своих детей, на брата так, как будто видела
их впервые. А может быть, это был прощальный взгляд, ведь неизвестно, что ждало
их
сегодняшней ночью. Но женщина не стала никого укорять, потому что изменить
что-либо
было невозможно. Единственное, что она сказала, так это:
— Война войной, но нам
нужно подкрепиться. Ночь будет тяжелой и может быть
кровавой. Лилиан, — она строго посмотрела на свою дочь, — приготовь горячую
воду и
материю для перевязки. Можешь порвать простыни.
А сама Этель занялась приготовлением еды. Она
вынесла из кладовой все самые
лучшие продукты, которые только оставались в доме, и приготовила поистине
королевский ужин. Появилось несколько бутылок старого вина, копченое мясо,
колбасы,
жареная птица.
Филипп протирал старые, покрытые пылью
бутылки, горлышки которого были плотно
залиты воском.
— Что это за вино? — спросил Филипп. — Я и не
знал, что у нас есть такое. Этель
горько усмехнулась:
— Робер приготовил его на твою свадьбу. Он
поставил его в тот год, когда ты родился,
Филипп, и сказал:
«Может быть, мне повезет, и я выпью его на
свадьбе моего сына. А если меня не будет,
то пусть выпьет мой сын и ты, Этель, скажи, чтобы он обязательно вспомнил о
своем
отце».
Филипп Абинье тщательно вытер бутылки и те
засверкали в лучахзаходящего солнца.
Темное густое красное вино было похоже на кровь, когда его разливали в бокалы.
Этель сама поднялась наверх, легко ступая по
скрипучим деревянным ступенькам и
горделиво неся свою седую голову, постучала в комнату Констанции и сказала:
— Констанция, девочка моя, пойдем, Филипп уже
ждет тебя. Неизвестно, что
призойдет этой ночью, поэтому я хочу благословить вас и выпить за ваше
счастье. Констанция набросила за плечи теплую шаль и, держа под руку Этель,
спустилась
к столу.
— Встаньте рядом, —
обратилась мадам Абинье к своему сыну и Констанции.
Те выполнили просьбу женщины и застыли подле
матери, взявшись за руки.
— Мы с отцом Филиппа,
Робером Абинье были счастливы, и я всегда оставалась верна
ему и в горе и в радости. И он отвечал мнетем же. И поэтому сейчас я хочу вас
благословить, мои дети, и я страстно желаю, чтобы судьба была милостива к вам,
чтобы
судьба незабрала у тебя, Констанция, Филиппа, как забрала у меня Робера. И
чтобы вы
всегда были вместе, поддерживая друг друга. А если уж суждено вам будет
умереть, то
пусть смерть придет в один день. Но лучше, дети мои, об этом не думайте. Живите
долго
и счастливо. И мне хочется верить в то, что я смогу подержать на руках вашего
ребенка,
моего внука или внучку.
Глаза Констанции стали влажными, чувства
сжали ее сердце и слезы, как прозрачная
влага из бокала, хлынули по щекам.
— А вот плакать не надо, —
горько сказала седоволосая женщина, — вы должны
радоваться, что нашли друг друга, что бог дал вам любовь.
Женщина подняла бокал, наполненный
кроваво-красным густым вином, и пригубила
его.
Марсель Бланше поднялся из-за стола и, подойдя
к Филиппу, обнял его и крепко пожал
руку.
— Береги, парень, свою
возлюбленную, она такая красивая, что лучшая девушка уже
навряд ли встретится на твоем жизненном пути. И ты, Констанция, люби Филиппа.
Лилиан широко раскрытыми глазами смотрела на
счастливого Филиппа и на его
возлюбленную. Она завидовала счастью брата, но нестеснялась этого чувства.
Марсель подошел к своей племяннице, обнял за
плечи, привлек к себе и поцеловал в
щеку.
