Констанцию немного позабавила эта сцена: возвышенные слова, клятвы, обещания.
Все вроде бы правильно, но невозможно было избавиться от чувства, что это спектакль, к
тому же не очень умело поставленный. Девушка уже представляла себе, как выражение
уныния исчезнет с лиц слуг, когда карета выедет за ограду дворца.Нет, девушка не могла
сказать, что слуги не любят ее бабушку, но это была любовь с хитростью. Слишком
хорошо Констанция знала крестьянский склад ума. Нужно не только любить сердцем,
разумом, нужно избегать часто говорить об этом, ведь дважды повторенное теряет цену.

Горничная даже всплакнула, утерев глаза платком. Это растрогало графиню, и она
обняла женщину, которая была чуть моложе ее.

Констанция уже боялась, что прольется целый водопад слез, поэтому осторожно
тронула свою бабушку за локоть. Они уселись в карету, лакей закрыл дверцу и поднял
подножку. Мелькнул за окном разворачивающейся кареты дворец, закачались кипарисы
аллей, словно прощаясь с Констанцией и графиней, и экипаж плавно покатил к кованым
воротам ограды.

— Ты думаешь, я не знаю, что они радуются моему отъезду? — лукаво улыбаясь,
спросила старая графиня.

—    Они вас любят, бабушка.

—    Любить — это не всегда жалеть о разлуке, — многозначительно добавила графиня и
откинулась на мягкие подушки сиденья.

А Констанция все смотрела в окно, созерцая пейзажи. Когда-то она здесь проезжала, но
это было так давно, так много времени прошло с тех пор! Но вот теперь ей Мато казалось
куда больше родным и близким, чем имение Реньяров.

Вскоре карета свернула со знакомой дороги, и перед Констанциейпоявились
совершенно незнакомые ей пейзажи. Здесь все было по-другому, и чем ближе девушка
подъезжала к Парижу, тем великолепнее были дворцы и даже крестьянские дома
напоминали здесь усадьбы помещиков. А что говорить уже о безвкусных дворцах
буржуазии! Стремление быть похожими на дворян, подводило богатых людей, за душой у
которых не было ни образования, ни благородства происхождения. В последнее
десятилетие пригороды Парижа заполнились уродливыми для изысканного ценителя
архитектуры строениями. Правда, в их облике присутствовало все, что можно было
купить за деньги — и богатая скульптура, и золото, резьба по мореному дубу, кованые
решетки.

Старая графиня с отвращением смотрела на дворцы, появившиеся здесь, словно грибы
после теплого дождя.

—    Они считают, — цедила сквозь зубы графиня Аламбер, — что если поднимут трубы
выше, чем у соседа, то станут знатнее. Деньги, Констанция, это еще не все. Они могут
приходить и уходить, а вот благородство происхождения, хороший вкус и изысканные
манеры — этопривилегия дворян.

Наконец, сквозь ворота Сен-Дени путешественницы въехали в Париж.

Констанция никогда не подозревала, что столько людей может жить в одном месте. Ей
доводилось и раньше слышать про большие города, но одно дело — слышать, а другое —
видеть.

Париж сразу же поразил ее воображение. Карета сворачивала с одной улицы на другую,
и скоро Констанция уже отказалась от попытки запомнить дорогу к городским воротам.
Ей казалось, что экипаж кружит на одном месте, а кучер издевается над ними, специально
провозя по одному и тому же кварталу. Но всмотревшись, Констанция понимала: перед
ними другие фасады. И башни соборов, их купола, служившие девушке ориентиром,
возникали то с одной, то с другой стороны.

Графская карета, такая нарядная в провинции, казалась теперь унылым монстром,
вынырнувшим из прошлого. Их обгоняли новые изящные экипажи, а более породистых
лошадей, чем здесь, Констанция не видела никогда в жизни. Ее поражало все — дамские
туалеты, обилие экипажей, высота соборов.