—    А разве я давал повод для таких подозрений?

—    Нет, Эмиль, но согласись, ты сегодня очень странный.

—    Извини меня, если я чем-то не угодил тебе. Но меньше всего яхотел бы тебя обидеть.

—    Попрощайся со мной, — попросила Констанция. Эмиль подошел к кровати,
склонился над ней и поцеловал Констанцию в губы. Это был странный поцелуй, какой-то
отстраненный и холодный.Хотя в общем-то, в отношениях Констанции и Эмиля никогда
не было жара любви.

—    Ты что-то скрываешь от меня? — спросила Констанция, обнимая Эмиля за шею и не
давая ему подняться.

Но по тому, как Эмиль поторопился с ответом, Констанция поняла, он в самом деле не
все говорит ей.

—    Почему ты не хочешь быть со мной откровенным?

—    Не знаю, что это взбрело тебе в голову, — Эмиль взял женскиезапястья в свои
пальцы и освободился от объятий.

Он подошел к слепому музыканту и бросил внутрь гитары несколько монет. А затем,
даже не удосужившись провести того до выхода, бросился из комнаты.

Музыкант, еще не поняв, что произошло, некоторое время стоялв растерянности, а
потом посчитал за лучшее вновь взяться за струны.

Констанция лежала и впитывала в себя чудесные звуки грустноймузыки.

«Ну почему все так глупо получилось? Почему я чего-то требую от Эмиля? Ведь мы
ничем не обязаны друг Лругу, ведь каждая наша встреча вполне может быть последней.
Не буду же я страдать из-за этого!»

Но она тут же поймала себя на мысли о том, что волна протеста поднимается в ее душе.
Она вспомнила один из уроков виконта Лабрюйера. Анри учил ее, что всегда нужно
бросать первой, иначе потом придется страдать.

А сейчас Констанция понимала, Эмиль почти что бросил ее, во всяком случае, если он
не придет ни завтра, ни послезавтра, ни потом, она окажется брошенной.

—    Я этого не допущу, — поклялась себе Констанция, сжимая в руке как спасительную
соломинку сверкающий медальон с огромной жемчужиной.

И если металл был холодным на ощупь, то жемчужина словно согревала ее озябшие
пальцы.

В комнату осторожно вошла Шарлотта. Она, не скрывая своего удивления, смотрела на
музыканта и лишь только потом сообразила, что он слепой. Правда, девушка и так ничего
бы не стала спрашиватьу своей госпожи, но это мимолетное удивление не скрылось от
злых глаз Констанции.

—    Ты хочешь мне что-то сказать, Шарлотта?

—    Мадемуазель, мне показалось, вы меня звали, — соврала Шарлотта, ей просто
хотелось утешить свою госпожу, ведь она видела, с каким искаженным злобой лицом
выбежал из дому шевалье де Мориво.

— Нет, ты можешь быть свободна, Шарлотта, я останусь здесь и проведу в этой
постели остаток ночи. А ты, — попросила она Шарлотту, — проводи этого музыканта до
ворот. А если нужно, дай ему в провожатые кого-нибудь из слуг мужчин.

Констанция говорила так, словно музыкант ее не слышал. Но после того, что случилось,
ей даже не хотелось смотреть в сторону слепого юноши. Ей казалось, что подернутые
белесой пеленой глаза все-таки зрячие, ее позор не ускользнул от взгляда постороннего.

—    Хорошо, мадемуазель.

Шарлотта взяла под локоть музыканта, вывела его в коридор, помогла ему завернуть
гитару.

Он вышел из дому с гордо поднятой головой.

ГЛАВА 10