—    Можете оставить меня в покое, виконт? — взмолилась мадам Ламартин.

—    Я бы рад, — пожал плечами Анри, — но ваша красота влечет меня к себе.

— Так вы по-прежнему утверждаете, что любите меня? — глаза Мадлен зло сузились.
Анри оставался невозмутим.

—    Да, мадам.

—    Поклянитесь!

—    Чем я могу поклясться?

—    Самым дорогим для вас.

— Дороже любви к вам у меня ничего нет. Так вот, я клянусь ею, что люблю вас, —
улыбка Анри была довольно нахальной.

— Вы клятвопреступник! — воскликнула Мадлен, выхватывая из-за отворота рукава
письмо.

—    Вы заготовили мне послание? — виконт протянул руку, желая взять лист.

— Нет, месье, лучше сядьте и выслушайте-ка то, что мне известно о вас.

Анри послушно уселся в кресло, закинул ногу за ногу и со скучающим видом принялся
слушать.

—    Вы, виконт, соблазнили более двухсот женщин и всем им клялись в любви, как мне
сейчас. Это правда?

—    Вам решать, мадам.

—    Вы невыносимы, виконт, я начинаю склоняться к мысли, что это правда.

—    От этого моя любовь не делается ни слабее, ни сильнее. Пусть даже я соблазнил
двести женщин, пусть даже я клялся им в любви, но вы, мадам, верите?

—    Во что?

—    В то, что я люблю.

—    Я не могу решать за вас, виконт.

—    Но я-то говорю, что люблю.

—    Это какое-то сумасшествие!

—    Возможно.

—    Но тут написано, что вы бесчестный человек.

—    Написать можно все, что угодно.

—    Но я верю этому письму.

— Кто его написал? — виконт вскочил и подбежал к Мадлен, та сложила письмо
вчетверо и спрятала за отворотом рукава.

—    Я не могу вам этого сказать.

—    Ну что ж, возможно, это кто-нибудь из обманутых мужей.

—    Нет, его написала женщина.

—    Еще хуже, разве можно верить брошенной любовнице?

—    Но ведь вы, виконт, предлагаете мне стать вашей любовницей.

—    Но я не обещаю не бросать вас.

По лицу Мадлен Ламартин Анри Лабрюйер уже понял, он победил, она любит его и
лишь боится в этом признаться. Скорее всего, ее муж какой-нибудь зануда, от которого
невозможно услышать ни единого ласкового слова, который называет свою жену не иначе,
как «моя дорогая», а при этом его лицо остается пресным и строгим. Он никогда не
догадается поцеловать ее внезапно, когда та не ожидает этого. А главное в любви —
неожиданность, но в то же время твердый расчет. Неожиданность для нее и расчет для
меня.

—    Простите, виконт, — Мадлен опустила голову, — но я не та женщина, которая вам
нужна.

—    С чего вы взяли, мадам?

— Я знаю себя, месье Лабрюйер, я не та женщина, ради которой можно идти на такие
траты, — мадам Ламартин указала на богато сервированный стол.