—    Какая честь, мадам!

Баронесса подала руку для поцелуя, и Анри бережно принял ее.

—    Доброе утро, бабушка, — Анри наклонился и поцеловал старую графиню в щеку. Та
успела шепнуть ему на ухо:

—    Мадлен уехала сегодня ночью.

—    Черт! — пробормотал виконт, но на его лице все равно продолжала сиять
лучезарная улыбка.

Затем уверенной походкой Анри направился к не помнившей себя от ужаса Колетте.
Она смотрела на него округлившимися глазами, ей казалось, одно движение — и они
выдадут себя пред всеми гостями.

Девушка помнила эти руки, сжимавшие этой ночью ее тело, эти губы, целовавшие ее

— и тут же с ужасом отметила, что ее губы опухли.

Вся зардевшись, она протянула виконту свою дрожащую руку для поцелуя.

—    Нет-нет, — улыбнулся Анри, — дайте мне обе руки.

Колетта беспомощно озирнулась, ища поддержки. Констанция только прикрыла веки,
как бы давая ей знать: делай все, о чем просит виконт, он найдет способ успокоить твою
мать, ведь баронесса Дюамель и в самом деле следила за каждым движением виконта,
словно боялась, что тут же, не отходя от стола, он соблазнит ее дочь.

—    Обе руки, мадемуазель, обе, — тон виконта был строг.Колетта подала ему и вторую
ладонь. Он внимательно осмотрел их и затем строго сказал:

—    По-моему, мадемуазель, вы не мыли руки перед завтраком.

Колетта еще больше зарделась. Она и в самом деле забыла об этом.

— Сейчас же ступайте прочь из-за стола, — виконт говорил так, словно был ее
отцом, — и вымойте руки, тогда можете возвращаться.

Констанция улыбалась.

Виконт предусмотрел все. Теперь легко были объяснимы и румянец на щеках Колетты,
и ее растерянность. Конечно, он выставлял себя в невыгодном для баронессы свете, но
иметь о нем еще более худшее мнение, чем имелось, Франсуазе было невозможно.

Придерживая подол платья, Колетта побрела в дом.

А виконт уселся в ее кресло и развязно, закинув ногу за ногу, посмотрел на баронессу
Дюамель.

—    Мадам, простите мне эту выходку, но ваша дочь вымыла руки не совсем чисто.

—    Она еще настоящий ребенок, и мы с Констанцией Аламбер опекаем ее здесь, —
баронесса сверкнула глазами.

—    Да-да, — продолжал Анри, — вашу дочь нельзя не любить.

Констанция, чтобы скрыть улыбку, приблизила огромную розу к своему лицу и сделала
вид, что изучает хитросплетение лепестков.

— Мадам Дюамель, вы должны гордиться своей Колеттой, она такая смышленная,
такая красивая.

—    Я знаю об этом, — отрезала баронесса, ей явно был неприятен этот разговор, точнее
то, что слова исходили от виконта Лабрюйера.

Она бы могла сказать ему и что-нибудь порезче, но рядом была графиня Лабрюйер, а
обижать ее баронессе не хотелось.

—    Да, вашей дочерью нельзя не гордиться, но она воспитана слишком романтично.

—    Что значит «слишком»? — холодно поинтересовалась баронесса.

Виконт улыбнулся немного язвительно.

— Она видит людей не такими, какие они есть, а такими, как ей хотелось бы, — и он
выразительно посмотрел на Констанцию.

Констанция поглаживала бархатную обивку подлокотника, это единственное, чем она
выдала свое волнение.