— К черту! К дьяволу! К дьяволу все
условности, — шептал король. — Мне все
надоело, моя пытка уже становится невыносимой. Мое сердце разрывается от боли.
Я не
могу на все это смотреть, не могу слышать ее голос, ощущать запах ее тела. Я не
могу
даже покинуть этот Двор и стою здесь, как часовой. А она в это время, возможно,
целуется со своим мужем, клянется ему в любви, а он, будто бы ни о чем не
догадываясь,
обещает ей как можно скорее вернуться из Испании, с честью выполнив мое
поручение.
Боже, боже мой! До чего я дошел!
Король сердито топнул каблуком в мостовую и
вдруг сорвался с места, подбежал к
карете, но вместо того чтобы сесть в карету, вскочил на козлы, столкнув кучера
и,
щелкнув длинным кнутом, резко дернул вожжи, кони рванули с места так сильно,
что
лакей, стоявший на запятках, не удержался и свалился на землю.
— Пошли! Пошли! — кричал
король Витторио, щелкая кнутом.
Карета с грохотом мчалась по ночным улицам
Турина.
— Вперед! Вперед! Что вы тянетесь, как
мертвые? — вопил король, хотя лошади
неслись изо всех сил.
И только чудо спасало короля Витторио от
того, чтобы он не разбился. Мелькали
столбы с чадящими фонарями, здания дворцов, площади. Испуганные прохожие
шарахались в стороны, прижимаясь к стенам. Ночной дозор хотел было задержать
бешено
мчащуюся карету, но кто-то из солдат успел заметить герб и на всю
улицузакричал:
— Дорогу королю! Это
королевская карета! Офицеры вытянулись, отдавая честь и
испуганно переглянулись.
— Куда это он так мчится?
Наверное, в Леруа, эта дорога ведет туда.
— Да-да, это дорога в
Леруа.
По-моему, король сидит на козлах, — сказал
высокий офицер.
— Ты что? Этого не может
быть, — заспорил другой. — Король сидел в карете, я видел
его профиль.
— Оставь, разве можно что-нибудь рассмотреть
внутри, когда карета несется с такой
сумасшедшей скоростью!
— Да-да, так недолго и разбиться. В конце
улицы слышался грохот, цокот копыт и
неистовый крик:
— Скорей! Скорей!
Грохот быстро удалялся. Офицеры вновь
переглянулись, поправили шпаги, мушкеты и
неторопливо двинулись по улице в сторону королевского дворца.
А Арман и Констанция, даже услышав грохот
отъезжающей кареты и возгласы короля,
не разжали объятий. Они стояли, прижавшись друг к другу, Арман положил свою
голову
на плечо Констанции и тихо шептал ей на ухо.
— Не беспокойся, дорогая, я
очень скоро вернусь и все будет хорошо. Вот увидишь, не
пройдет и месяца, как я буду в Турине. Мы будем вместе и, может быть, если
ничего не
помешает, уедем вместе в Париж. А если ты хочешь, то поедем в твое имение в
Мато.
Хочешь?
— Да, да, Арман. Я хочу как
можно скорее уехать отсюда. Мне страшно, страшно, по
— настоящему страшно. И не только за себя, но
и за тебя, за нашего малыша.
— Да нет же, Констанция, не
стоит так беспокоиться. Ведь я оставляю тебя не одну.
Здесь моя мать, мой дворец. Так что ты, дорогая, будешь в полной безопасности.
— Мне, Арман, очень
хотелось бы в это верить.
— Мне кажется, дорогая, что
ты вбила в свою голову все эти страхи. Твое воображение
мешает тебе жить.
— Какие страхи? Арман, — воскликнула
Констанция, отстраняясь от мужа, — это не
страхи, я просто физически ощущаю, как король пожирает меня глазами. Физически,
кожей, сердцем, душой.
— Нет, нет, Констанция,
успокойся. Все это далеко не так. Наш король не такой
ужасный человек, как ты думаешь.