—    Вы думаете, что именно от нее исходит главная опасность?

—    Опасность может исходить от кого угодно. Но именно графиня де Бодуэн
выказывает явные признаки подозрительности. Кардинал надолго задумался.

—    Что ж, я ни на секунду не буду забывать о ваших словах. Есть ли еще какие-нибудь
меры предосторожности, которые мне следует принять?

—    Накиньте темный плащ и проследите за тем, чтобы никто не знал о том, куда вы
направляетесь.

—    Можете считать, что я уже сделал это. Графиня еще немного подумала. 1

—    Что ж, пожалуй, это все. К сожалению, ваше высокопреосвященство, мне нужно
идти. Я немного задержалась у вас, а меня уже ждут во дворце.

Кардинал огорченно бросился навстречу графине.

—    Как, вы уже уходите? У вас даже нет ни минуты времени?

Графиня смягчилась.

—    Если вы хотите написать послание ее величеству, то я готова подождать. Но
постарайтесь быть лаконичны.

Кардинал тут же направился к столу и, торопливо начиркав несколько слов на листке
бумаги, сунул его в маленький конверт и протянул графине.

— Надеюсь, что вы сможете передать его королеве сегодня же. И еще, госпожа де ла
Мотт — не забудьте зайти к моему казначею и получить предназначенные для вас сто
тысяч франков.

Графиня растянула губы в благодарной улыбке.

—    Щедрость вашего высокопреосвященства не знает границ. Откровенно говоря, я не
хотела бы, чтобы деньги много значили в наших отношениях с вами. Однако вы сами
понимаете, что для столь щекотливого дела требуются большие расходы. Кардинал
принялся оживленно трясти головой. — Да, да, разумеется. Я никоим образом не хочу
ограничивать вас в средствах. Графиня, если вы являетесь моим другом, то вы не должны
нуждаться ни в чем.

Не менее часа после посещения графини де ла Мотт кардинал де Роан пребывал в
отличном расположении духа. Он расхаживал по кабинету, напевая слова какой-то
любовной песенки, мечтательно смотрел в окно, то и дело поглядывал на портрет
королевы, скрытый внутри медальона, висевшего у него на шее под мантией. Он даже
снял свою маленькую кардинальскую шапочку и, поудобнее пристроившись перед
зеркалом, принялся ухаживать за своими волосами.

Скорее всего, ему не следовало делать этого, потому что внимательно разглядев в
зеркале собственное отражение, кардинал де Роан помрачнел. С унынием он проводил
пальцами по покрытым морщинами щекам и лбу, теребил седые жидкие волосы, едва
прикрывавшие виски и затылок, вглядывался в желтеющие мутные глаза, которые
сверкали лишь тогда, когда кардинал думал о предстоящем свидании.

Старость уже наступила. Кожа на руках стала морщиться и покрываться пятнами, ноги
при быстрой ходьбе дрожали, а сердце колотилось с таким звоном, что порой самому
кардиналу бывало страшно. Неужели королева, женщина в расцвете сил, не видит ничего
этого?

Разумеется, кардинал переоценивал свои способности и возможности как любовника,
но не до такой степени, чтобы не понимать главного — королева может благосклонно
относиться к нему, но не может любить его.

Правда, граф Калиостро, человек, знакомый с астральными силами и магией, убеждает
его, что бояться нечего, что королева питает к нему нечто большее, чем простые
дружеские чувства. Временами, в приступах самодовольства, кардинал соглашался с
этими словами Калиостро. Но иногда, в такие минуты, как сейчас, его охватывало острое
чувство собственной неполноценности. Он был стар — и этим было все сказано.

Может быть, не стоило соглашаться на это свидание? Нет, почему же не стоило? Ведь
он сам просил графиню де ла Мотт о встрече с королевой. Он так страстно жаждал