—    Почему?

—    Приехали мои родственники, и я бы хотела встретиться с ними. К сожалению, уже в
полдень они уедут из Парижа, и у меня еще долго не будет возможности повидаться.

Констанция с облегчением вздохнула. Может быть так оно будет и лучше — скорее
всего, неведомый отправитель письма не хочет, чтобы его видели посторонние.

Для солидности Констанция некоторое время поразмышляла, а затем кивнула.

—    Хорошо, Мари-Мадлен, мы отправимся в церковь с Мишелем. А ты можешь быть
свободна на полдня. Но к вечеру ты должна быть здесь.

Лицо девушки просияло.

—    Благодарю вас, ваша светлость, вы очень добры. Я непременно вернусь после
полудня. Утром я помогу вам одеться и собрать Мишеля. Еще раз большое спасибо,
госпожа. Спокойной ночи.

Кланяясь и приседая, она вышла из спальни, закрыла за собой дверь.

Констанция вытащила письмо из-под подушки и еще раз внимательно прочитала его,
но так и не смогла прийти к какому-то выводу. Она не знала здесь никакого старика, да и
он, судя по всему, знал ее только внешне. Что все это значит?

Утром воскресного дня, когда только что пробило десять часов, Констанция входила в
портал церкви Святого Петра. Она вела за собой Мишеля, взяв его за руку. У входа в
церковь ее на мгновение посетила мысль — может быть, это все-таки ошибка? А может
быть, чей-то дурацкий розыгрыш? Но, с одной стороны, она ни с кем не была здесь в
таких близких отношениях, чтобы над ней было позволено шутить, а с другой — если это
и была шутка, то своим приходом сюда Констанция нисколько не уронила своей чести.

В церкви, у главного алтаря, как обычно в этот час, священник читал мессу. У одного
из боковых алтарей служил другой священник. Кругом сидели на широких скамьях
молящиеся самого разнообразного вида. Многие стояли на мостовой вблизи церкви,
другие же, преклонив колени, молились в боковых проходах или на скамьях.

Высоко сверху, в окна, лился яркий солнечный свет, окрашивая мягким заревом
спокойно величавый простор этого места. Констанции было немного не по себе: какой-то
внутренний голос подсказывал ей, что сегодня она пришла в храм божий не благочестия
ради. Однако она успокоилась после того, как решила, что воспользуется этим
посещением только для того, чтобы сделать доброе дело.

Вместе с Мишелем она села на одной из дальних скамей в самом углу, так что
оказалась чуть ли не на половину скрытой за резной завитушкой деревянной
исповедальни, которая в католических храмах часто помещается в самой глубине. Так
Констанция просидела несколько минут, и ей казалось, что все на нее смотрят.

Однако, между тем, никто не повернул к ней глаз, словно ни один человек ее не
заметил. Звучал орган, и с ним, перемежаясь под сводами, мягко лилась мелодия
духовного песнопения.

К Констанции подошел причетник и протянул к ней церковную кружку. Она кинула в
кружку мелкую монету, причетник поблагодарил и подошел к соседу Констанции по
скамье. От него к следующему и так далее. И все опять пошло по-прежнему.

Теперь Констанция сама поглядывала на молящихся, но все были углублены в себя. В
церкви не чувствовалось ни единого признака того, что сегодня здесь ждут какого-то
особенного события. Как всегда в больших городах, люди во время богослужения входили
и выходили — словом, вели себя, как вели изо дня в день. Кое-кто задержался надолго, а
кто — то, перекрестившись, творил короткую молитву и уходил.

Чаще всего это были девушки-служанки, очень похожие на Мари-Мадлен. Судя по
всему, для того, чтобы войти в церковь этим прекрасным воскресным утром, им пришлось
делать это между исполнением своих обязанностей. Поставив на пол корзину, одна
наскоро шептала молитву. Другая делала это долго и добросовестно. Потом, опять взвалив
на руки свою ношу, исчезала.