Уже почти добравшись до окраины деревни, Филипп столкнулся с соседом, бедным
арендатором.

—    Филипп! — остановил он всадника.

—    Что-нибудь случилось? Ты так озабочен, Поль.

—    Есть о чем задуматься, — сказал арендатор, — не знаю, что и делать, не знаю, к
кому обратиться. Солдаты посмеялись и поехали дальше, а королевский прокурор даже не
пожелал меня выслушать.

—    Так что случилось, Поль?

—    Видишь? — Поль указал на повозку, груженую нехитрым скарбом. — Я собираюсь
уехать из этих мест.

—    Что же тебя заставило двинуться в путь? Ведь твои дела шли неплохо.

—    Это все Реньяры! — зло сказал Поль. — Они угнали всех моих овец и забрали весь
урожай. Они сказали, что я им задолжал, хотя это сущая ложь. Ни я, ни мои родители
никогда не были должны Реньярам.

—    Мерзавцы! — прошептал Филипп.

—    Мерзавцы — это не то слово, — пожаловался на судьбу Поль. — Они сущие
дьяволы, для них нет ничего святого, удивляюсь, как только носит их земля! Мои дети
остались без куска хлеба, а сам я вынужден искать новое пристанище. Я знаю, Филипп,
что они убили твоего отца и понимаю, ты будешь мстить. Так вот, когда придет этот час,
не забудь и о моих детях, может быть, тогда твоя рука будет

Вернее, а сердце тверже, и ты не пощадишь этих мерзавцев.

Мужчина втянул голову в плечи, надвинул на глаза шляпу, взял под уздцы лошадь и
медленно повел ее по улице.

Филипп покачал головой. Его сердце переполняла злость на Реньяров, но он понимал,
что сейчас бессилен перед ними. И еще он знал, что в одиночку с ними не сможет
справиться.

Он прижал руку к груди и ощутил, что там, под плащом, лежит смятое объявление,
обещавшее вознаграждение за поимку его дяди Марселя Бланше.

— Марсель Бланше, был бы ты сейчас со мной! Мы могли бы поквитаться с
проклятыми Реньярами. А так. —

Филипп махнул рукой и пришпорил коня. Достаточно с него было чужих несчастий,
чужих горестей. Своих тоже хватало, хоть отбавляй. Надо было закончить уборку урожая,
перегнать овец на новое пастбище и подготовить дом к

Зиме. Ведь рассчитывать он мог только на себя.

Наконец, за гребнем холма показалась высокая черепичная крыша его дома. Лошадь
побежала быстрее, да и сам Филипп хотел как можно скорее попасть домой, увидеть
сестру, мать и рассказать о том, что видел в деревне.

Он остановился у самого крыльца, снял седло и завел лошадь в конюшню. А затем, по
дороге плеснув себе в лицо воды, смыл пыль и шагнул в дом.

В полутемной кухне за столом что-то готовила Лилиан. Она тихо напевала протяжную
песню. Ее лицо было сосредоточенным, а взгляд задумчивым.

Вслед за Филиппом в дом проскочили две большие собаки. Лилиан вскинула голову и
тыльной стороной ладони, боясь испачкать лицо мукой, откинула волосы.

—    А-ну пошли вон отсюда! — прикрикнула она на собак.

Те, послушно поджав хвосты, развернулись и выскочили на улицу.

Филипп улыбнулся.

—    Ну, ты и строгая, Лилиан, — сказал он, подходя к сестре, — меня бы они ни за что
не послушались.

—    Да они уже третий раз заходят в дом, норовят что-то стащить прямо из-под руки.

Филипп устало опустился в кресло, где так любил сиживать его покойный отец.

Сестра взглянула на брата и улыбнулась.

—    Чему ты так улыбаешься, Лилиан? Неужели я выгляжу смешно?