—    Филипп, Филипп, что мне делать? Что? Что? Подскажи.

Возможно, она так и просидела бы до самого рассвета, если бы не налетел ветер и с
грохотом не ударил ставни о стены. Этот резкий звук, похожий на выстрел, привел
Констанцию в чувство. Она вздрогнула, вскочила на ноги и заметалась по комнате.А
потом решилась. Она подбежала к окну и подняла раму. На

Улице выл ветер и хлестал дождь.»Как же ему там холодно и страшно!» — подумала
Констанция, набрасывая на плечи плащ и выбираясь через окно своей комнаты.

Она быстро перебежала двор и опустившись на колени, прильнула к маленькому
зарешеченному окошку.

—    Филипп! Филипп! — позвала девушка. — Это я, Констанция, отзовись!

А Филипп, казалось, только и ждал этого.

—    Я здесь, я здесь, дорогая Констанция, — прошептал он, подходя к окну и привставая
на цыпочки.

Он видел лицо Констанции, видел ее темные глаза, а по голосу девушки слышал, что
она всхлипывает.

—    Ты плачешь? — негромко спросил он.

—    Нет, я уже не плачу. Почему все так получилось, Филипп? — зашептала Констанция.

—    Я просто очень хотел тебя увидеть. Я думал, что тебе плохо, угрожает какая-нибудь
опасность, беда — и хотел помочь.

—    Филипп, не надо было приходить тебе сюда. Мои братья страшные люди, они
считают, что ты их заклятый враг и могут тебя убить. Но ты не бойся, не бойся, мой
дорогой, — зашептала Констанция, вцепившись руками в холодные прутья решетки, — я
сделаю все, что в моих силах! Я упаду перед Виктором на колени и буду умолять, чтобы
он пощадил тебя.

—    Не надо, не делай этого, Констанция.

—    А если Виктор не послушает, то я буду просить помощи у Гильома. Он меня любит
и, может быть, не откажет, может быть, его жестокое сердце дрогнет, и он поймет наши
чувства.

—    Никто, Констанция, не поймет наших чувств. Ведь все твои родственники ненавидят
меня и поэтому я не надеюсь на их помощь.

Если бы в темноте Филипп мог видеть, то скорее всего, он испугался бы. Лицо
Констанции стало мертвенно-бледным, и она едва не лишилась чувств.

—    Не говори так, Филипп! Ведь всегда надо надеяться. Бог милостив и, может быть, он
пошлет нам удачу и счастье.

—    Нет, Констанция, я уже ни во что не верю. Слишком много крови пролито, слишком
старая и сильная вражда между твоими родственниками и моей семьей. Надеяться на
счастливый исход бессмысленно. Но я хочу, чтобы ты знала.

— Что я должна знать? — прошептала девушка. Филипп тряхнул головой и жарко
прошептал:

—    Я хочу, чтобы ты знала — я тебя очень люблю. Сказав это, Филипп и сам удивился,
с какой легкостью он произнес эти слова.

А девушка вздрогнула, будто ее руки коснулись огня. Она даже отшатнулась от
решетки.

—    Ты уходишь? — с горечью в голосе произнес Филипп.

— Нет, нет, но я хочу, чтобы и ты знал: я люблю тебя, Филипп, люблю. Ты для меня
дороже всех!

По щекам Филиппа покатились слезы. Он не мог их вытереть, ведь его руки были
связаны. Он напрягся, пытаясь освободиться от ремней, но они только глубже врезались,
причиняя нестерпимую боль. Но еще большая боль была не от ремней, а от того, что он
был в заточении, был лишен возможности действовать.

Но ни Филипп Абинье, ни Констанция Реньяр не видели, что за ними наблюдают. А
человек, следивший за ними со второго этажа, бормотал проклятья и до хруста сжимал