—    Я тебе обещаю, Филипп, что-нибудь мы с тобой придумаем. Ведь выходило же у нас
все хорошо до этого, значит, получится и потом.

Эти нехитрые слова успокоили юношу. Он безгранично верил в возможности своего
дяди — мятежника.

И уже засыпая, Филипп услаждал себя радостными грезами.Он видел себя и
Констанцию радостно смеющимися, идущими рука об руку по залитому солнцем лугу. За
небольшой рощицей возвышалась колокольня храма, и Филипп знал, что там их ждет
священник и приглашенные.»Ведь благословил же нас старый Гильом, — думал Филипп
Абинье, но тут же сердце юноши похолодело. — Но ведь он же убил моего отца! Как
может соединиться в одном человеке проклятье и благословение? Стоит ли это
благословение чего-нибудь, если оно дано убийцей?»

Это был слишком сложный вопрос для измученного разума Филиппа Абинье. Он
привык мыслить куда более просто, а тем более сейчас юноша не мог рассуждать здраво.
Ведь с одной стороны, он был всецело обуреваем любовью к Констанции, а с другой,
ненависть к Реньярам кипела в его душе.

Ты не такая, — твердил он сам себе, имея в виду Констанцию, — ты не такая. И может
быть, именно на нас с тобой лежит обязанность прекратить вражду.

Но мысли путались в голове Филиппа Абинье, сон одолевал его и наконец, бессвязно
бормоча имя своей возлюбленной, он заснул.

Пробуждение было внезапным, словно кто-то толкнул его в бок. Филипп огляделся:
комната пуста, окно закрыто ставнями и лишь слабый утренний свет пробивается в
комнату. И тут же на него обрушились воспоминания последних дней. Снова досада
обожгла сердце, и тревога наполнила душу. Он сейчас здесь, в безопасности, а
Констанция, что с ней?

Филипп встал, но тут же скривился от боли.

— Нет, я пересилю тебя! — воскликнул юноша и шаг за шагом, превозмогая боль,
двинулся к окну.

Распахнулись ставни, и он вдохнул свежий утренний воздух. Прохлада бодрила его и
притупляла боль. Когда Лилиан вошла в комнату, она с изумлением уставилась на брата.
Чего — чего, а этого она никак не ожидала: он стоял у окна и старательно делал вид, что
даже не замечает ее появления.» Так значит, он не так плох, как казался вчера, — подумала
Лилиан, — а я-то побоялась ему сказать все, что о нем думаю».

И девушка решила восполнить вчерашний промах.

—    Так ты чувствуешь себя хорошо, братец? — осведомилась она с ехидцей.

—    Лучше не бывает, — процедил сквозь зубы Филипп.

— Ну так значит, мы все должны были волноваться, переживать, а ты из-за своей
любви потерял голову и чуть было не погиб?

—    И такое могло случиться, — резонно заметил Филипп.

— А теперь ты, конечно, обдумываешь план спасения своей возлюбленной, а она,
может, и думать о тебе забыла.

—    Помолчи!

— А почему, собственно, я должна молчать? Ты, Филипп, не хочешь думать ни о ком
другом.

И тут юноша повернулся от окна. Их взгляды встретились — взгляды брата и сестры —
и столько тоски и боли было в глазах Филиппа, что Лилиан не выдержала, расплакалась и
подбежала к нему.

—    Прости меня, брат, я понимаю, как тебе тяжело, но я не смогла

Сдержаться.

—    Но я не виню тебя, Лилиан, и тоже прошу простить меня.

—    Ты хочешь увидеть Констанцию? — спросила сестра.

Надежда загорелась в глазах Филиппа.

—    А ты знаешь, как это сделать?