—    Жизнь меня научила этому, мадемуазель.

—    Ну что ж, надеюсь, жизнь научит вас и другому.

Наконец-то Александр Шенье сумел совладать со своим волнением.

—    Простите за мою резкость, мадемуазель, но я в самом деле очень взволнован. И есть
от чего. Я хотел бы написать письмо Колетте.

—    По-моему, шевалье, вы отлично справлялись с этим сами.

—    Нет, мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы его написали вы.

— Что ж, садитесь, я продиктую вам. Но Констанция тут же осеклась, такой злобой
сверкнули глаза молодого человека.

—    Нет, мадемуазель, я хотел бы, чтобы письмо было написано вашей рукой.

Интересно, — проговорила Констанция, — неужели вам не хочется, чтобы Колетта

думала, что это у вас такой чудесный слог?

Хватит шуток, мадемуазель, и колкостей, садитесь и пишите.

Ну что ж, это очень интересно, — Констанция Аламбер все еще пыталась казаться
веселой. — Теперь мы с вами, шевалье, поменялись ролями — я пишу, а вы диктуете.

Констанция открыла крышку секретера, с грохотом поставила стул и обмакнула перо в
чернила.

— Я слушаю вас, шевалье, только учтите, у меня не так много свободного времени.
Александр наморщил лоб.

—    Пишите: «Моя Колетта! Я должна попросить у тебя извинения.»

Констанция засмеялась:

—    Извините, шевалье, но это не мой стиль, я никогда не прошу простить меня, и
девочка сразу же догадается, что письмо написано под диктовку.

—    Мадемуазель, не вынуждайте меня применять силу!

—    И каким же это образом? — Констанция отложила перо в сторону и вместе со
стулом повернулась к шевалье.

—    Вы будете писать или нет?

—    Я смогу писать только разумные вещи, а вы предлагаете огорчить мою подопечную.

Ярость ослепила Александра Шенье, и он со звоном вытащил шпагу и направил острие

в шею мадемуазель Аламбер.

—    Я прошу вас, мадемуазель, пишите!

—    Да, вы в самом деле влюблены, — отвечала на этот выпад Констанция, прикасаясь
мизинцем к остро отточенной шпаге.

—    Пишите, мадемуазель, иначе я не ручаюсь за себя.

—    Шевалье, но неужели вы способны убить беззащитную женщину?

—    Вы сломали жизнь Колетты. Но еще можно все исправить, мадемуазель, и я всего
лишь принуждаю вас к благому поступку.

—    А если я не стану писать под вашу диктовку? Острие шпаги чуть сильнее прижалось
к коже, оставив на ней маленькую вмятинку.

— Ну что же, шевалье, смелее, я не собираюсь писать Колетте, я не собираюсь
коверкать ее будущую жизнь, ведь девочка не простит мне этого.

—    Мадемуазель, пишите, или же я убью вас! — острие шпаги красноречиво напомнило
о себе болью.

—    Я не боюсь вас, Александр, — сказала Констанция, — вы всего лишь интересны мне
как довольно редкий субьект. Ну почему, шевалье, вы не хотите довольствоваться
положением любовника и вам обязательно нужно стать мужем?

—    Мы так решили с Колеттой, — не очень-то убежденно сказал Александр и немного
отодвинул острие шпаги так, чтобы то не причиняло Констанции боли.

—    Вы обманываете себя, дорогой мой, а я желаю вам добра, вам и Колетте.
Возможности у любовника куда большие, чем вы можете себе представить, ведь в
обязанности мужа входит не только любить жену, но и содержать ее.

—    Я прошу вас не напоминать о моей бедности, мадемуазель.